Однако нельзя же было так оставаться. Нужно было идти или туда, или сюда. Самому Пеггаму показался наконец смешным этот беспричинный страх, и он крикнул громким, но слегка дрогнувшим голосом:
— Эй!.. Кто там есть?
Ответа, разумеется, не было.
Нотариус решительными шагами взошел по лестнице. Войдя в гостиную, он в изумлении остановился, увидав открытую нишу, которую Перси забыл закрыть.
«Кто-то здесь был! — подумал он. — Об этой нише я до сих пор и понятия не имел. Очевидно, сюда приходил кто-нибудь из моих домашних, потому что посторонний человек не стал бы тут прятать ничего».
Он возвысил голос, стараясь сделать его твердым, несмотря на свое внутреннее волнение, и сказал:
— Пусть тот, кто спрятался здесь, в доме, немедленно покажется мне на глаза. Только с этим условием я прощу ему его дерзкую выходку. Прятаться от меня все равно бесполезно. Я обыщу весь дом, и тогда спрятавшийся пусть уж пеняет на себя самого: я поступлю с ним, как с вором, забравшимся ночью в чужое жилище.
Несмотря на эту угрозу, в доме по-прежнему все было тихо.
Пеггам почувствовал настоящий ужас, тем более что и сам не мог объяснить себе его причину.
Его нервы, обычно такие крепкие, совершенно отказались теперь повиноваться его воле. Он тщетно боролся с охватившим его страхом и не мог его побороть. Он всегда был так бесстрашен, а теперь боялся… Чего же? Зажженной лампы?
В другое время он даже внимания не обратил бы на такие пустяки. Уже один тот факт, что дверь осталась запертой, совершенно успокоил бы его на этот счет. Он преспокойно решил бы, что сам забыл погасить лампу, и не стал бы терять времени на бесполезные рассуждения с самим собой и с голыми стенами.
Но у бандита было чутье. Он инстинктивно чуял беду, хотя разум отказывался объяснить, в чем она заключается. Ему чудилось что-то особенное в этой глубокой тишине; ему казалось, что она как бы предостерегает его: Берегись! Он близко.
Кто же этот он? Он — это олицетворение всевозможных опасностей. Однако не мог же Пеггам целый век стоять перед открытой нишей, ничего не предпринимая. Если в доме кто-нибудь есть, надобно отыскать его и узнать, что он там делает.
Пеггам направился к уборной. Она была так мала, что обыскать ее легче всего.
Если бы кто-нибудь видел, какими робкими шагами крался нотариус Пеггам, тот ни за что не поверил бы, что этот человек наводит трепет на Англию и на всю приморскую Европу.
Он просунул голову в дверь и, не входя, заглянул внутрь.
Но этого было достаточно.
Волосы у него на голове встали дыбом, глаза остановились. Страшный крик вырвался из его груди.
Перед ним стоял Перси, с искривленным ртом, с растрепанными волосами, с горящими глазами. Перед ним стоял так жестоко изувеченный им человек.
Пеггам инстинктивно попятился. Перси пошел на него, вытянув вперед свои сильные костлявые руки.
Каждый раз, как нотариус делал шаг назад, Перси делал шаг вперед, не торопясь и будучи уверен в своем мщении.
Таким образом они дошли до дверей. Атаман «Грабителей» рассчитывал убежать, но для этого ему пришлось бы повернуться спиной к своему врагу. Перси, разумеется, этим воспользуется… Поэтому Пеггам миновал дверь, по-прежнему пятясь задом, Перси следовал за ним, временами открывая рот, чем как бы приглашал нотариуса полюбоваться на дело рук своих. При этом он щелкал зубами, как голодный зверь, увидевший добычу.
На этот раз Пеггам имел полное основание бояться: перед ним был не человек, а какое-то неразумное существо, позабывшее обо всем, кроме своей ненависти и жажды мести.
Если бы атаман «Грабителей» совершенно поддался чувству страха и пустился бы бежать, он непременно бы погиб. Но он сообразил, что его противник ослабел от потери крови и что он, Пеггам, наверняка с ним сладит.
В этом он, впрочем, ошибался, не зная, что кровотечение у Перси было не так сильно и что лихорадочное возбуждение придавало клерку еще больше физической силы.
Призвав на помощь всю свою энергию, Пеггам остановился. Он прислонился к стене, решившись принять борьбу.
Дорого дал бы он в эту минуту за то, чтобы иметь хоть какое-нибудь оружие. Но, к сожалению, он никогда не носил с собой даже ножа, так как привык руководить другими и не действовать сам.
