В заключение Сталин привел такой пример:
— Вот я почти ежедневно встречаюсь с молодым наркомом товарищем Шахуриным и вижу определенную пользу от этих встреч, да и ему, я думаю, они не бесполезны.
Когда мы уходили с заседания, нарком общего машиностроения СССР П. И. Паршин, идя рядом, сказал мне:
— Вот это здорово, я к своему шефу раз в три месяца не всегда попадаю, а ты каждый день бываешь у Сталина.
— Да, это так, — отвечаю я, — но ты не думай, Петр Иванович, что это так просто — бывать у Сталина.
Действительно, когда, бывало, едешь к Сталину, никогда не знаешь, по какому вопросу вызван и какой вопрос возникнет в ходе доклада или беседы, а ответить всегда нужно было точно. Незнаек Сталин не терпел, он мог согласиться, что ответ ему будет дан завтра по вопросу, требующему подготовки, совета с заводом, конструкторами, но на вопросы, которые он задавал руководителю и которые тот должен был знать, он должен был получить ответ сейчас же, незамедлительно!
Частые общения со Сталиным, конечно, многому учили меня, молодого наркома. Главное — вырабатывалось умение даже сложные задачи решать быстро, оперативно, со знанием дела. Если же возникала какая–либо проблема и по ряду причин вопрос сразу невозможно было решить, то после глубокого анализа он все равно решался в ближайшее время. Работа под непосредственным руководством Сталина приучала к быстрой организации нового дела и к безусловному выполнению принятых решений.
Наряду с этим следует также иметь в виду, что с ним можно было спорить по практическим вопросам военно–экономической деятельности, доказывая целесообразность или нецелесообразность (даже предложенного им) того или иного мероприятия, спорить настойчиво и иной раз добиваться положительного результата. Но бывало, что все попытки что–то доказать Сталину оказывались тщетными.
— Это мы уже слышали, — говорил он, и переубедить его было невозможно.
Вопрос: Где и когда, дорогой Алексей Иванович, Вы узнали о вероломной фашистской агрессии и какими оказались для Вас первые дни Великой Отечественной войны?
Ответ: 21 июня 1941 г., в субботу, я возвращался с работы на дачу несколько ранее обычного — в 2 часа ночи. В канун выходного дня семья всегда просит приехать пораньше. Мечтал выехать пораньше — в первом часу ночи, но в последний момент появилось что–то неотложное, потребовавшее задержаться. В машине мысленно перебирал, что же все–таки недоделано, наметил сделать несколько телефонных звонков утром из дома. По воскресным дням обычно приезжал в наркомат после обеда. Завтрак и обед, если была возможность, проводил с семьей. Таков был план и на этот раз, на 22 июня.
Приехав, не спеша помылся, поужинал и около 4 часов лег спать, рассчитывая, что впереди полных шесть часов сна. Но прошло только два часа и в 6 часов утра по правительственному телефону позвонил В. М. Молотов: «Товарищ Шахурин, началась война. Фашистские войска совершили вероломное нападение на наши западные границы. Немецкая авиация бомбит приграничные аэродромы и города. Срочно приезжайте в наркомат». Позвонив дежурному по наркомату и передав сказанное мне В. М. Молотовым, попросил немедленно вызвать в наркомат всех заместителей, начальников главков и управлений, секретаря парткома, предупредив, что буду в наркомате через 30 минут. Позвонил своему первому заместителю П. В. Дементьеву. Рассказав Петру Васильевичу о телефонном звонке, попросил поднять весь руководящий состав наркомата, проводивший в доме отдыха выходной день, и на любом виде транспорта всем срочно прибыть в наркомат.
В Москве необычное для этого часа, тем более для воскресного дня, оживление. Много легковых машин снуют во всех направлениях.
У подъезда наркомата встретил подтянутый по–военному, вооруженный кольтом в деревянной кобуре — именной подарок за отличную службу — комендант с докладом о переходе охраны наркомата на военный режим работы. Дежурный секретарь доложйл: «Звонил Николай Алексеевич Вознесенский, просил Вас позвонить по приезде в наркомат».
— Все ли собрались, кого просил Вас известить?
— Да, почти все. Минут через 10 приедут остальные.
