Любава сдержала своё обещание. Три дня она ничего не ела, кроме бананов. Но Мама была неумолима. Она ходила с красными от слёз глазами. По ночам её мучили кошмары. Каждую ночь ей снился один и тот же сон. Её доченька сидит на пальме и ест бананы. У неё болит живот, но она продолжает есть. А под пальмой рыскают львы и леопарды в ожидании момента, когда Любава от изнеможения свалится с дерева. В предвкушении лакомства они щёлкают зубами.
Каждое утро Мама просыпалась мокрая от слёз. Через три дня и три ночи она поняла, что больше не вытерпит душевных мук. Но первой «сломалась» Любава. И это неудивительно: не может же человек питаться одними бананами, как бы он их не любил.
Папе ничего другого не оставалось, как отправиться в Магазин говорящих вещей с фломастером в кармане. Что касается самого виновника семейных страданий, то он всю дорогу оскорблённо молчал. Хотя ему это было нелегко. Папа пытался с ним объясниться, как-то оправдаться, но ему это так и не удалось. Увы! В магазине выяснилось, что проданные товары обратно не принимают. «Надо было внимательно читать предупреждение, батенька», – сдержанно, но строго сказал продавец, похожий на академика. «Его лицо мне кажется знакомым. Может быть, это и есть академик Павлов?» – подумал Папа невпопад. «У него опять не всё в порядке с логикой», – как сказала бы Мама. Но он всё-таки догадался спросить: «Чем объясняется такое решение? Вы что, приравниваете говорящие вещи к нижнему белью?» Продавец, напоминавший академика Павлова, почесал в затылке. «Интересно, у академика Павлова была такая привычка?» – подумал Папа. Он никак не мог привести в порядок свою логику. «Молодой человек! – сказал странный продавец из странного магазина. – Меня несколько смущают ваши аналогии. По-видимому, вы незнакомы с задачами, которые стоят перед нашей артелью академиков. (Папа кивком головы подтвердил, что он с ними незнаком). Наша цель – не только создание, но и распространение говорящих вещей, их пропаганда, если хотите. Так что, если вы…гм…имели неосторожность купить говорящий фломастер, то, простите, не откажитесь нести свой крест. Я достаточно ясно выразил свою мысль?» «Достаточно», – подтвердил Папа. Ему было всё предельно ясно: он готов был нести свой крест. Однако проблема заключалась в том, что Мама категорически отказывалась его нести. Сознательности Маме определённо недоставало, и спорить с ней было бесполезно. Она утверждала, что ей не под силу были сумки, которые она должна была носить, когда Папа забывал что-нибудь купить в магазине. А «крест», о котором говорил продавец-академик, наверняка был тяжелее хозяйственных сумок. Такие мысли приходили в папину голову по дороге домой, когда ему наконец удалось привести в порядок свою логику. Его вывел из размышлений фломастер, который проглотил горькую обиду и снизошёл до разговора. «Что вы теперь намерены со мной делать?» – спросил он. «Я не знаю, – развёл руками Папа. – Это Мама будет решать». «Ваша Мама ко мне предвзято относится». Можно было бы сказать: «фломастер закусил губу», если бы она у него была. «Я прекрасный собеседник, – продолжал он развивать свою мысль. – Я знаю наизусть триста двадцать пять словарей на сорока языках мира. Кроме того, я ничего не буду вам стоить: я питаюсь воздухом. И, наконец, я отлично выполняю свои прямые обязанности: я пишу и никогда не исписываюсь. А рисую я, между прочим, лучше Любавы. Я могу за неё делать уроки». Можно было бы сказать, что фломастер заискивающе взглянул на Папу, если бы у него были глаза. «А вот это нехорошо, – строго сказал Папа, но тут же смягчился. – Разве я против тебя? Но Мама говорит, что у нас не сумасшедший дом». «Какие вы, люди, всё-таки невоспитанные! – фломастер чуть снова не оскорбился до глубины души. – Вам есть чему поучиться у нас, фломастеров. Я абсолютно нормальный. Сумасшедшие фломастеры сидят в сумасшедшем доме». «Вот сам и объяснишь это Маме», – почему-то рассердился Папа.
Но объясняться с Мамой фломастеру не пришлось, потому что она не желала с ним разговаривать. Аргумент был по-прежнему один, но очень веский: «Нормальный фломастер должен рисовать, а не разговаривать. Сегодня он разговаривает, как академик, а завтра будет петь, как солист Большого театра». «Со мной ты желаешь разговаривать? – спросила Любава. – Я ведь пока не пою, как солистка Большого театра». «Что значит „пока“? – с подозрением покосилась на неё Мама. – А, впрочем, говори». «Спасибо, – поблагодарила её Любава. – Скажи, пожалуйста, что ты собираешься делать с фломастером?»
