– Подумаешь, Лафайет, – недовольно пробурчал он. – Да вы считайте, считайте. Хоть понимаете, насколько это редкая порода? Слышали когда-нибудь о гончем бошкенхаунде?
– Кое-что, – солгал я, изображая эксперта. Он недоверчиво уставился на меня.
– Да ни черта вы не знаете. Впрочем, и не удивительно. Я тоже сначала принял его не то за болотную таксу, не то за крысохвата брехливого, а то и за кудлатого пепельшпица. Они здорово напоминают эту редкую породу, но там другая цена. Кое-кто мог ошибочно увидеть в нем и сквизершнауцера, но это совершенно точно вылитый бошкенхаунд. В мире существует всего две дюжины представителей этой породы, а это один из лучших экземпляров, что мне попадались, говорю как знаток. Вы только посмотрите на этот профиль!
Пес гордо выпятил челюсть.
– Знатная собака, – выдавил я одну из банальных фраз, которые обычно произносятся, когда при тебе расхваливают то, о чем представления не имеешь.
– Знатная? – хмыкнул Джеймс Т. Уилкинсон. – Да что вы знаете! Это просто суперстар в собачьем мире! Вы хоть понимаете, сколько может стоить такой экземплярчик? Ладно, черт с вами, берите десять тысяч. Вижу, вы понимаете кое-что в кобелях. Берите сколько влезет.
В тот момент, когда я уже собирался ответить, вмешалась Люси.
– Боюсь, ничего не получится! – Она рассмеялась.
Ценитель бошкенхаундов недоуменно воззрился на нас.
– В чем дело?
– Это не наша собака.
– Не ваша? Как не ваша? А чья же она?
– Хозяин ее, к сожалению, отсутствует.
– Где он? Назовите мне имя этого человека. Дайте адрес! Я хочу говорить с заводчиком, а не с пастухом. Вызовите его. Ну, быстрее, вы знаете, где он? – Покупатель суетливо обвел офис взором, точно суслик, высматривающий, нет ли поблизости ястребов.
– Понятия не имею, где он сейчас, – сказал я, – но если вы подождете, он обещал появиться в течение часа.
Уилкинсон перевел взгляд на запястье, хотя, как я заметил, никаких часов там опять же не было.
– Что за страна! Никого не найдешь на месте. Мне надо взять такси, съездить на пять минут по делам в город. – Он снова залез в карман и вытащил оттуда внушительных размеров кожаную визитницу. – Передайте ему, – метнул он карточку на стол.
Я поймал ее и взглянул. «Джеймс Т. Уилкинсон. Коровы, собаки, нефть – все для звезд», – гласила визитка.
Я передал карточку Люси.
– Интересно, какие это звезды имеются в виду? – полюбопытствовала она.
– Что? – недовольно рявкнул Джеймс Т.
– Каких это звезд, если я вас, верно понимаю, вы снабжаете нефтью, собаками и рогатым скотом?
– Коммерческая тайна. – Он снова тревожно осмотрелся, явно подозревая, что за ним следят. – Скажу одно, если бы мне задал такой вопрос вот этот джентльмен, я бы сказал только: «Папа, не надо нотаций!»
– Почему? – спросил я, и Люси пнула меня под столом. Я понял, что она уже знает ответ на этот вопрос.
– А почему папа не должен читать нотаций? – все равно спросил я.
– Мне пора! – заявил Уилкинсон и рванул к выходу, точно вихрь из прерий, известный под названием «пыльный дьявол».
– Он знаком с Мадонной! – воскликнула Люси, когда этот тип окончательно растворился.
– При чем тут Мадонна? Речь шла, по моему, о собаке.
– Да как вы не понимаете – он же намекал. Это ее песня «Папа, не надо нотаций».
– Вот как, – пробормотал я. – Ну да, конечно, конечно, речь шла о Мадонне, именно о Мадонне. Вот только зачем Мадонне нефть? – задумался я. – Ей что, мало бензоколонок?
– Представляю, сколько он слупит с нее за эту драгоценную собаку. А может, и не слупит…
– Ну да?
– Может, он собирается преподнести ей пса в подарок?
Пес посмотрел на нас так, будто его устраивал любой из предположенных вариантов.
Тут зазвонил телефон. Это была Линдси, моя подружка на протяжении последних четырех лет.
– Звоню, просто чтобы убедиться, что ты в порядке.
– Все в порядке. Только… немного голова кругом.
– Как я тебя понимаю.
Последовала пауза, я чувствовал, как сострадание и симпатия перетекают по телефонному проводу прямо в мое ухо.
– Слушай, – соболезнующим тоном заговорила она, – а ты не мог бы сегодня заехать по дороге домой в «Сэйнсбери» за анчоусами? Я вернусь с работы поздно, и там уже ничего не останется.
