Для того чтобы уяснить связь искусства и власти, полезно рассмотреть, как оно играет роль идеологии. Это позволит нам отойти от кантовской эстетики, о которой мы говорили в главе про разум, и по-новому взглянуть на художественное творчество. Философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) одним из первых ясно обозначил связь искусства и идеологии. Мне бы не хотелось здесь продираться сквозь дебри его учения, равно как и его последователей. И всё же было бы полезно обрисовать пару общих идей о том, как действует художественное произведение и в чем назначение его чувственной формы. Гегель считал очень важным рассматривать произведения в более широком контексте, а именно с точки зрения истории и развития. Кроме того, он подчеркивал необходимость тщательного изучения самого объекта для полного понимания его смысла. В связи с этим он предположил, что в искусстве имеет значение не только форма, ценимая знатоками. К одному только, пусть и заслужившему высокую оценку, внешнему виду всё не сводится. Это утверждение позволяет нам не только лучше понять связь искусства и власти, но и уменьшить значение эстетики в интерпретации художественного творчества, отделить произведение от мастера или покровителя и посмотреть, как оно действует само по себе.
Гегель подводит нас к идее прогресса. Философ считал, что общество отражается в формах искусства, которые производит. В этой идее проявляется его понятие духа времени, согласно которому художественное произведение служит индикатором настроений социального, политического и культурного слоя, в котором оно создано. Мы уже сталкивались с этим в разделе «Кровь что вода» в случае с «Клятвой Горациев» Давида (рис. 35). Античная история вновь обретает жизнь в живописи французского неоклассика. При этом цель картины – выразить социально-политические идеалы Франции конца XVIII столетия, опираясь на авторитет древних римлян.
Становится понятно, что на художественные произведения можно смотреть по-разному в зависимости от социального положения и культурного бэкграунда. Отсюда следует вывод, что идеология искусства напрямую связана с манипуляцией власти. Ведь искусство может заставить нас думать определенным образом о самих себе. В этом аспекте мне наиболее интересны могущество искусства и художественные средства выражения власти. К этой теме хотелось бы подойти через эстетику, дух времени и отдельные идеологии.
Художник ХХ века Эдвард Хоппер писал:
«Национальное искусство становится величайшим, когда в полной мере отражает характер своего народа».
И это абсолютная правда для XVIII столетия. Как утверждал историк культуры Э. П. Томпсон (1924–1993), «власть господствующего класса в XVIII веке зиждилась прежде всего на культурном превосходстве и только во вторую очередь – на демонстрации экономической и физической (военной) силы».
Томпсон подчеркивал способность искусства разделять людей на социальные слои и роль художественных произведений в выражении власти. Яркий пример – мода на коллекционирование античных артефактов. В XVIII веке они стали обязательным атрибутом представителей элиты. Эти объекты стали частью идеологии определенного слоя. Если вы ценили предметы старины, разбирались в них и – главное – были достаточно богаты, чтобы ими владеть, то входили в эту социальную группу. В первой главе мы уже обсуждали вопрос художественных произведений как объектов международной торговли. Я имею в виду споры о провенансе (об истории владения) «Мадонны в скалах» (рис. 8) Леонардо. Вариант картины, представленный в Лондонской национальной галерее, был куплен в XVIII веке коллекционером антиквариата Гевином Гамильтоном.
Те джентльмены, которые могли это себе позволить, отправлялись в Гран-тур[22]. Эти поездки были прекрасной возможностью приобрести античные артефакты и другие культурные объекты и поднять свой социальный статус и престиж. Вернувшись домой в Англию, путешественники демонстрировали свои коллекции в поместьях, что само по себе было подтверждением элитарности. Сложился определенный жанр – портрет в Гран-туре. Его можно смело отнести к той категории произведений, которые выражают социальную и культурную власть. Известный итальянский художник Помпео Батони (1708–1787) написал множество подобных картин, в том числе портрет Фрэнсиса Бассета I, барона Денстенвилля (1757–1835), 1778 год (рис. 42). Картина показывает нам будущего барона во время поездки в Рим на фоне замка Святого Ангела и собора Святого Петра. На портрете его окружают как раз такие предметы коллекционирования, которые привозились домой из Гран-туров. Некоторые из них настоящие, другие – фиктивные. Например, древнеримский жертвенник, на который опирается барон, придуман в целях композиции.
