Подлинно «немецкий» в сущности значит не что иное, как народный; сюда же следовало бы включить к понятие «поэтический», потому что, как только народ начинает свободно дышать, он сейчас же становится поэтичным, то есть самим собой».
В этой же статье Келлер вскрывал филистерство буржуазно-либеральных эпигонов романтика:
«Только бескровная буржуазия хотела бы остаться в том положении и на том месте, где мы сейчас находимся, вися всей своей тяжестью на полузасохшем суку и обгладывая скудные ягоды до тех пор, пока он не обломится, и весь этот ком не полетит кубарем в бездну. Если бы я не знал слишком хорошо, что филистеры — это филистеры и ничего больше, я вынужден был бы считать их самыми легкомысленными и поэтичными чудаками. Потому что, собственно говоря, только чудаки могут чувствовать себя хорошо в таком рискованном положении».
Те же мысли мы найдем и в важнейших критических работах Келлера, в его статьях о швейцарском писателе Иеремии Готгельфе. Келлер восхищается этим эпическим поэтом, своим предшественником, и тонко анализирует вопрос, почему в творчестве Готгельфа — реализм мог восторжествовать над ограниченными воззрениями автора. Келлер объясняет эту, выражаясь словами Энгельса, «победу реализма» тем, что, при всей своей политической ограниченности, Готгельф не имел ничего общего с политическими интриганами из «верхов», был далек от реакционных литературных салонов и принимал близко к сердцу интересы народа. Однако Келлер беспощадно критикует Готгелъфа, когда тот, в угоду своим реакционным взглядам, насилует действительность и огрубляет ее изображение своей неприкрытой пропагандой.
Келлер неразрывно связывает подлинное искусство с народностью, настоящую поэзию с демократией. Демократизмом проникнуто все мышление и творчество Келлера.
Почему же его демократизм остается оборонительным и до известной степени «местным»? Ответ на этот вопрос следует искать не в личной психологии поэта, — она, как мы видели, последовательно демократична. Оборонительную позицию навязывает Келлеру, вопреки его личному темпераменту, вопреки первоначальному направлению его развития, своеобразное сочетание исторических фактов: начинающееся капиталистическое разложение примитивной швейцарской-демократии, реакция в Германии и Франции, реакционный путь к национальному объединению Германии.
Юношей Келлер воспринял духовное наследие прогрессивной Германия XVIII и XIX веков. Если бы события 1848–1849 годов вызвали в Германии социальный переворот, если бы возник прогрессивный, демократический, культурный союз, Келлер, без сомнения, стал бы во главе немецкой реалистической литературы. Поражение революции и кризис немецкой культуры закрыли эту возможность: отныне Келлер вынужден был ограничиться узко швейцарской сферой. Мы имеем в виду не непосредственную тематику его произведений; она была бы у Келлера преимущественно швейцарской и в случае победы германской революции. Мы говорим об изменениях в общественно-философских взглядах Келлера. Творчество его отныне не могло быть орудием борьбы за конечную победу демократических идеалов в великом немецком содружестве, и он не мог развивать ту героическую тематику, о которой мечтал в Гейдельберге во время революции. Отныне он полностью захвачен оборонительной борьбой старой швейцарской демократии против зарубежной реакции и внутреннего капиталистического разложения.
Но и теперь Келлер не стал швейцарским; «местным» поэтом. Правда, во всем позднейшем его творчестве мы не найдем больше такого широкого подхода к высшим проблемам немецкой культуры, как в «Зеленом Генрихе». Но я в позднейший период, когда Келлер все свое творчество посвятил швейцарской демократии, он подходил к ее проблемам на основе тех взглядов, которые выработал в юности. Он самостоятельно развивал принципы немецкого гуманизма, обновляя их духом исконной швейцарской демократии; ни у одного немецкого писателя демократическая основа гуманизма не обнаруживается с такой ясностью.
Историческое положение Келлера и здесь до некоторой степени сходно с положением, которое занимает его учитель Людвиг Фейербах. Материализм Фейербаха был, в одно и то же время, развитием и распадом классического немецкого идеализма; и реализм Келлера был завершением и вместе с тем распадом классических традиций немецкой литературы.
