Чуть ли не за неделю до приезда императрицы потянулась в Мстиславль окрестная шляхта, желавшая повидать ее. Гостиные номера и комнаты пристройки были давно заполнены и переполнены, корчма Семена Баруха не справлялась кормить гостей, и все обделенные удачей шли к нему, обер-коменданту, с претензией: как так? Почему не предусмотрели хоть каких-то удобств для гостей? Вы что, не понимали, что вся шляхта губернии приедет к вам?
Знали, опасались этого, но за какие деньги построить еще один гостиный двор? Лошадей ваших тоже мы должны кормить? Конечно, а как же? Не голодать же им!.. Слава Богу, капитан-исправник Волк-Леванович заранее составил списки мещан, согласных взять на постой гостей. Потому и билось в голове: скорей бы, скорей!
И еще одно письмо получил Родионов от Николая Богдановича Энгельгарда.
«Милостивый государь Андрей Егорович!
Я нисколько не сомневаюсь, что подготовка к встрече Екатерины Алексеевны проведена успешно и наказы Правительствующего Сената выполнены. А причина моего письма в том, что какая-нибудь мелочь, на которую в обыденности мы не обратим внимания, может произвести неблагоприятное впечатление. К примеру, всяческие инвалиды, древние старики и увечные. Публика эта, как известно, чрезмерно любопытна и стремится появиться там, где ей быть не следует. Посему избы, в которых оне проживают, следует взять под особливое наблюдение. И напротив, хотя в ордере Сената сказано, что костры следует зажигать через каждые тридцать шагов, не следует запрещать мещанам ставить плошки перед своими домами, ежели оне того пожелают.
Опять же, нет в ордере Сената указания, что следует иметь алое сукно в достаточном количестве, дабы наслать от двери кареты императрицы до двери почивального дворца. Надеюсь, Вы эту необходимость понимаете.
Вряд ли Екатерина Алексеевна задержится в Мстиславле дольше одной ночи, скорее всего, обеспечить следует лишь только ужин и завтрак, но тут надо иметь в виду, что столовое белье всякий раз должно быть новым. О публике встречающей мы уже писали. Однако слишком большой толпы тоже не надобно. «И медведя смотреть кучами собираются», — произнесла однажды Екатерина Алексеевна.
Желаю Вам успеха в ежедневных трудах Ваших.
Надеюсь, Вы не забыли, о чем я писал Вам прошлый раз.
С совершенным почтением имею честь быть.»
Андрей Егорович улыбнулся: в Мстиславле императрица будет в полной безопасности. Все сколько-нибудь подозрительные лица накануне ее приезда окажутся в холоднице.
Вдруг Конисский решил ехать отдельно от Богуша-Сестренцевича и, значит, Энгельгарда. Причина была проста: ему сообщили, что некий могилевский мещанин перешел из православия в католичество, — случай в теперешние времена редкий, и причастен к этому архиепископ. Конечно, склонял мещанина к вероломству не Богуш-Сестренцевич, а некий рядовой ксендз, но с его ведома и согласия! Один верующий — не велика потеря, но хотя бы сказал ему, Конисскому, что есть, есть козлище среди его овец! Так много потрачено сил на восстановление православия в епархии, что даже единичная потеря казалась обидной.
Он сам рукоположил во священство на униатские церкви двух православных дьяконов, поскольку села оказались униатскими и не готовы были возвратиться к православию. Не поспеши он с рукоположением, тотчас в этих селах появятся иезуиты. А в это же примерно время бывшего униатского священника Григория Сулковского на Пинщине, перешедшего в православие, судили консисторским судом как вероотступника, приговорили к наказанию ста ударами розог, а на прощание еще и побрили по униатской традиции.
За день до отъезда произошло неожиданное: ночью загорелся дом на Мышаковке, около кладбища. Начался он с хаты коновала, известного пьяницы Савки Кумара, но дул ветер, и огонь скоро разнесло по улице. К утру Мышаковки почти уже не было. Летние пожары от грозы гасят квасом, молоком, куриными яйцами, зимой бросают в огонь белых голубей, ходят с иконами вокруг огня — пустое, пожар разгорался все сильнее, и пламя было таким яростным, что горели даже деревья вдоль улицы.
Мышаковка была православным приходом, поездка в Мстиславль опять оказалась под вопросом.
