Государыня и епископ - страница 29

Шрифт
Интервал

стр.

«Зде сейм завчера благополучно окончился, и дело наше вершено!»

Закончилось мучительное трехлетнее сидение в Варшаве.


Впрочем, опасения оставались. Ярость вызывал Трактат у многих католиков и униатов. Похоже, никто не собирался его соблюдать.

По дороге из Варшавы в Могилев епископ Георгий узнал об истязании православных в Старом Быхове униатами и католиками. Руководил ими Феликс Товянский, посыльный униатского Виленского епископа. Он же подбивал к выступлению шляхту Мстиславского воеводства. В Могилеве униаты скупили весь свинец и порох. По словам одного из могилевских иезуитов — порох уже на полку насыпан, остается только огонь приложить.

Но главное — было замыслено покушение на епископа Георгия, приуроченное к празднику Божьего тела. Предупредили об этом достоверные люди.

«Нет, скорее ты устанешь мучить меня, нежели я — терпеть мучения», — повторял про себя преосвященный Георгий слова Георгия Победоносца.

Несколько дней он отсиживался в Спасском монастыре, а затем «тайно в полночь з города выехал и подвезенною гражданскою кибиткою денно и нощно в Смоленск бежал…».

Возвратиться в Могилев он смог только через несколько лет, когда русские войска вошли на территорию Речи Посполитой. О, это была большая радость. Теперь он мог открыто признаться себе и другим, что всегда мечтал об этом. Именно о таком решении великой царицы он говорил на ее коронации: «Спаси нас десницею твоею, и мышцею твоею покрый нас!»

Когда Могилевская губерния вновь оказалась в составе России, и католики, и униаты испугались и затаились. Ждали: что будет дальше? Станет мстить Россия за унижение православия или нет? Похоже, что не станет. Да и зачем мстить, если один за одним униатские приходы возвращались к благочестию. Конечно, получал Георгий сообщения от священников, что смирение униатов показное, что прибегать к силе больше не решаются, но, как и прежде при владении польском и раболепстве церкви нашей благочестивой, при каждом удобном случае обижают православных, кричат вслед, а то и в лицо всяческие оскорбления. При том, что Трактатом это запрещено и грозит обидчикам телесным наказанием.

А в сентябре 1783 года случилось важное для преосвященного событие: он был возведен в сан архиепископа и назначен членом Святейшего Правительствующего Синода. За претерпенные труды и непогоду… Двадцати семи лет он был пострижен в монашеское служение Богу, на двадцать седьмом году служения стал архиепископом.

Однако спокойной жизни не получалось и нынче. Зимой и весной следующего года вдруг взбунтовались униаты Мстиславского уезда. В селе Подлужье шляхтичи взломали двери присоединившейся к православию церкви, привели униатского священника, приказали начинать литургию, а священный антиминс, лежавший на престоле, растоптали как схизматический.

Некий шляхтич Горлинский вместе с униатским попом избили священника Кострицкого, перешедшего в православие, а гвардиан, то есть, хранитель бернардинского монастыря Любавичей угрожал расправой прихожанам, хотящим подписаться на дизунию.

Напрасно! Целыми деревнями крестьяне возвращались в православие. Времена изменились, власть Речи Посполитой закончилась, ныне здесь земля великой России, значит, православная земля.

Поляк плохой и хороший

— Это что же, так и будем жить под рукой России? — произнес капитан-исправник Волк-Леванович, когда, как обычно, они с Радкевичем прогуливались по замечательному городскому саду.

Радкевич был большой любитель цветов, благодаря ему здесь каждую весну устраивали клумбы и засевали необычными для этих мест цветами. Причем предпочитал такие, чтоб, сменяя один другой, цвели и пахли все лето и осень. Прогуливаясь, он время от времени наклонялся, чтобы уловить аромат, и если запах был хорош и чувствителен, с улучшенным настроением шел дальше.

— Почему — под рукой? Мы теперь и есть Россия. Империя! — посмеиваясь, произнес он.

Но Волк-Леванович был равнодушен к цветам, и поклоны Радкевича его сердили. Тем более раздражал голос: судя по усмешкам, ему уже все равно — Польша, Россия. Только бы росли и пахли цветы. Значит, пятнадцати лет, прошедших со времени раздела Речи Посполитой, достаточно, чтобы переломить человека. Еще немного и станет он первым патриотом России.


стр.

Похожие книги