– Ну и ладно, в другую лавку пойдем.
– Ступайте, коль охота ноги бить. Все одно лучше нашего товару во всей Москве не сыскать! А ежели покупать ничего не хотите, так и ступайте отсюда.
– Ладно, – сдался княжич. – Никишка, доставай деньги!
– А сколько стоит? – поинтересовался тот, доставая из-за пазухи монетку, полученную от Петра.
– Пятиалтынный за гривну.[43]
– Сколько?! – задохнулся от такой несуразной суммы школяр.
– Да он легкий, – принялся уговаривать убедившийся в их платежеспособности продавец. – На копейку шесть золотников выйдет. Хватит налопаться от пуза!
– Шесть с половиной, – поправил его Никишка.
– Чего?
– Я говорю, почти шесть с половиной золотников на копейку должно получиться!
– Ишь ты, – сдвинул брови приказчик и раскрыл было рот, чтобы выругаться, но тут же согнулся в поклоне.
– Что тут у вас? – строго спросил только что вошедший мужчина, невысокого роста, одетый в богатую шубу поверх стрелецкого кафтана.
– Да вот, Анисим Саввич, – заюлил торговец, – школяры за рахат-лукум торгуются.
– Это что же за школяры такие? – удивился Пушкарев и воскликнул, переведя взгляд на мальчишек: – Ба, Иван Дмитриевич пожаловали!
– И вам здравствуйте, – учтиво поклонился княжич, а следом за ним его примеру последовал Никишка.
– Какими судьбами к нам?
– Да вот товарища хотел рахат-лукумом угостить.
– Что же, дело хорошее, – отозвался стрелецкий голова и, повернувшись к приказчику с не предвещающей ничего доброго улыбкой, приказал: – Ну-ка заверни для княжича Пожарского пару гривенок лучших сладостей!
– Пожарского!.. – ахнул работник и сломя голову кинулся выполнять. Затем так же стремительно вернулся со свертком.
– Вот извольте, Иван Дмитриевич, – ухмыльнулся Анисим. – Кланяйтесь батюшке. Он, кстати, знает, где вы?
– Да мы просто гуляли…
– Да кто же спорит, где же вам еще гулять, молодым-неженатым!
– Так мы пойдем?
– Ступайте с Богом.
Оказавшись на улице, мальчишки пригорюнились. Никишка оттого, что не сумел выполнить порученного, а Ванька – боясь, что стрелецкий голова может рассказать обо всем отцу.
– На, попробуй, – протянул Пожарский приятелю кусочек рахат-лукума.
– Скусно, – отозвался тот, когда прожевал. – Чего делать-то будем?
– А что тут сделаешь, – пожал плечами друг. – Жуй, пока до розог дело не дошло.
– Эй, где вы? – раздался откуда-то сверху звонкий голос.
Удивленный Анненков обернулся на оклик и увидел, что с тына на них, улыбаясь, смотрит девушка в красивой шапочке, отороченной беличьим мехом.
– Здравствуй, Маша, – поприветствовал ее младший Пожарский.
– Привет, Ванечка. Небось опять письмо принес, да батюшке попался?
– Нет, сегодня Никишка письмоносец.
– Это кто же такой?
– Я это, – насупился школяр.
– Ну, раз принес, давай.
– Не отдам!
– Не больно-то и хотелось, – сделала равнодушный вид Машка.
– Ты чего? – изумился Ванька такой несговорчивости товарища. – Это же она…
– Нет. Петр Дмитриевич сказал, что надо отдать девице, краше которой на всей Руси нету.
– Что, так и сказал? – заинтересованно спросила сверху Пушкарева.
– Слово в слово!
– Так что же не отдаешь?
– А ты тут при чем?
– Знаешь что! – возмутилась от подобной наглости девушка. – Я вот сейчас как спущусь, да как надеру уши-то!
– Сперва догони.
– И догоню!
Неизвестно, долго бы они еще препирались, но тут Марию стали звать, и она попросила уже почти жалобно:
– Ну чего ты, отдай письмо!
– Ладно, – сжалился Никишка и попробовал подкинуть цидулку.
Однако та была легкой, и затея не удалась. Тогда Маша расплела ленту и спустила ее конец вниз, после чего мальчишки привязали к ней драгоценное послание, и через секунду девушка уже держала его в руках.
– Спасибо!
– Не за что, – отозвались школяры и побежали домой.
Анисим Пушкарев, пристально наблюдавший за всем происходящим из открытого окошка, только покачал головой и отвернулся.
– Опять Маша куда-то запропала, – пожаловалась ему жена. – Зову ее, зову… Совсем от рук отбилась!
– А ты ищи получше, – ухмыльнулся тот в ответ.
– Посватал бы уже кто… – продолжала Авдотья. – Да только кто же на такую егозу позарится? Ох, разбаловал ее государь, никакого сладу с ней нет… Ну мыслимое ли дело – девке грамоту знать да говор немецкий!..
