– Отчего вы думаете, что конфликт затянется? Евангелическая уния не поддержала притязания Фридриха, а сам он вряд ли сможет долго сопротивляться.
– Все так, но имперцы, разгромив Чехию и Пфальц, не успокоятся на достигнутом, и евангелисты еще сто раз проклянут свою близорукость.
– Война будет разрастаться?
– Боюсь, что так.
– Кстати, мне подумалось, что нашим владениям в Германии тоже не помешают новые подданные. К тому же туда чешским беженцам добраться будет куда проще…
– Неужели вы, сударыня, при всей вашей проницательности питаете иллюзию, что Мекленбург сумеет остаться в стороне во время этой идиотской распри?! – вскипел я. – Как раз напротив, нашим подданным тоже придется бежать от имперцев, и уж лучше пусть они направятся к нам на Русь!
– Вы столь уверены в военном гении императора?
– Вот уж нет! Но у него при всей его фанатичности достанет здравого смысла и денег, чтобы нанять профессионалов, а протестантские князья непременно возжелают воинских лавров и лично поведут в бой свои куцые армии. Замечу, каждый по отдельности, так что их всех разобьют по очереди, и кое-кто может лишиться своих владений.
– Неужели у Евангелической унии не найдется лидер?
– Вряд ли, Като. На самом деле есть только два человека, которые могли бы их объединить. Это король Кристиан Датский и ваш брат – Густав Адольф. Но и тот и другой сейчас не готовы, а потом будет поздно.
– А вы?
– Что я? Ах, вот вы про что… Нет, моя царица, я не полезу в эту глупую драку! Недавно я со стыдом понял одну очень важную вещь. Точнее, мне ее подсказали, но не в том суть.
– И что же это?
– У меня… – начал я, но тут же поправился, – точнее, у нас с вами есть очень много дел. И не стоит тратить свое время понапрасну. Для государя именно это – смертный грех!
– Ну хорошо, – согласилась со мной Катарина. – Но как вы думаете перевезти этих беженцев к нам, ведь это довольно далеко?
Я тогда сразу не отметил, что царица впервые сказала «к нам» о своей новой стране, но ответ на этот вопрос у меня был:
– Сударыня, нужно дать людям цель, и тогда они горы смогут свернуть, чтобы достичь ее. Если в каждом трактире, в каждой церкви будет на стене висеть прокламация, что Иоганн Альбрехт Мекленбургский и его царственная супруга Катарина примут у себя всех страждущих и обездоленных, они сделают все, чтобы добраться до спокойных мест.
– А эти прокламации там есть?
– Кое-где уже есть.
– Интересно, и кто же всем этим занимается?
– Есть люди. Кстати, вы знакомы.
– Я так понимаю, вы про господина Болеслава фон Гершов и его очаровательную супругу?
– Вы, как всегда, правы, моя дорогая.
– Что же, я смотрю, вы все продумали, и это радует меня. Но теперь мне нужно отдать кое-какие распоряжения, и я прошу позволения удалиться.
– Конечно, если вы не хотите…
– Хочу что?
– Просто мне показалось, что разговор о детях и их судьбе вы затеяли не просто так.
– Верно. Но я получила исчерпывающий ответ и теперь могу быть спокойна за будущих наследников Мекленбургского дома.
– Погодите, – всполошился я, – о каких «будущих наследниках» вы толкуете?
– Боже мой. – Губы Катарины тронула слабая улыбка. – А ведь многие уверены в вашей невероятной прозорливости! Скоро вы в очередной раз станете отцом, Иоганн. Я не знаю, будет ли это принц или принцесса, но, надеюсь, мы с вами сможем обеспечить их будущее.
Вацлав Попел, студент Пражского университета, был славным малым. Его любили друзья и родственники, на него возлагали надежды преподаватели, и немало девушек потеряло покой, подсматривая из окон, как он идет по улице. Всякому ясно, что со временем он добьется успеха в жизни и станет большим человеком. Да что там говорить, он и сам так думал. Более того, Вацлав считал, что его час настал и нужно лишь немного поднапрячься, чтобы поймать за хвост птицу удачи. Ведь в Прагу вот-вот прибудет будущий король Фридрих Пфальцский, и ему конечно же понадобятся такие блестящие кавалеры, как пан Попел из Ольбрамовиц.
В общем, он сейчас направлялся в гетто, чтобы взять в долг некую сумму, достаточную, чтобы приодеться и экипироваться. Ведь даже последнему мораванину понятно, что король кого попало на службу не берет, не то что настоящему пражаку, каковым себя искренне считал молодой человек.
