– Не понял! Ну-ка быстренько повернулась ко мне и рассказала, что за беда и кто тебя обидел? Я этого мерзавца или мерзавку быстро на кол пристрою!
– Ничего я тебе не скажу!
– Это еще почему?
– Потому что ты злой! Потому что тебе на всех плевать! Особенно на тех, кто тебя любит!
– Это еще что за новости?
– Никакие это не новости! Ты всегда такой был!
– Машка, ты вот не смотри, что я государь милостивый, незлобивый и богобоязненный – сейчас как сниму пояс и как всыплю кому-то по первое число! Говори сейчас же, какого нечистого с тобой приключилось?!
– Не со мной…
– А с кем?
– Сам, поди, знаешь!
– С Аленой, что ли?
– Ага!
С последними словами поток соленой воды, производимой названной дочерью стрелецкого головы, усилился, грозя затопить все окрестности. Дворец требовалось срочно спасать, поскольку новый мы когда еще построим, а жить где-то надо… Так что я вытащил из-за пазухи платок, вытер Машкины слезы и велел ей рассказывать все по порядку. Однако это оказалось не таким простым делом, так что мне опять пришлось выпытывать у нее слово за словом.
– И что опять с Вельяминовой произошло?
– Беда!
– И какая же?
– Она ушла!
– И куда же? – чертыхнулся я про себя, сохраняя на лице ангельское выражение.
– В монастырь!
– Куда?!
– Туда!
– Да с какой же это радости?
– А что ты хотел, чурбан бесчувственный? Она тебя любит, а ты – как пень! Одна у нее радость была, с дочкой твоей возиться, а ты и эту отнял. У-у! Царь Ирод!
– Ты что, серьезно?
– Нет! – Моментально взбесившаяся Машка тут же превратилась в маленькую гарпию. – Скоморошу я! Я же дурочка, чтобы такими вещами шутить! Да как у тебя язык повернулся спросить такое?
– Тихо! – прервал я поток возмущения. – Теперь отвечай коротко и по делу: в какой монастырь она отправилась и почему мне Никита ничего не сказал?
– Да ему-то откуда знать?! – фыркнула девчонка. – Такой же чурбан, как и ты. Только этот хоть любить может, вон как по Долгоруковой сохнет, не то что…
– Отставить – возводить хулу на государя! К тому же ты так и не сказала, в какую обитель она пошла.
– К матери, наверное, в Новодевичий, – пожала плечами Пушкарева и тут же прикусила язык, но было поздно.
– К какой матери? – не поняв, переспросил я, но, увидев смутившееся личико Машки, едва не похолодел от догадки. – Откуда знаешь?..
– Знаю, и все, – насупилась девчонка, сообразившая, что проговорилась.
– Матушка Ольга сказала?
– Нет, что ты! Она за все время, может, только пару слов мне и сказала. Только смотрит иногда так жалостливо… а иной раз вроде и не видит вовсе!
– Кто тогда, Авдотья?
– Нет, маменька бы побоялась. Тебя, или Бога, или обоих…
– Да что же я из тебя каждое слово тяну, будто клещами? Говори сей же час, тигра рогатая!
– Сам ты тигра! Алена и рассказала. То есть я их случайно подслушала, как они с матушкой Ольгой говорили.
– А она-то откуда узнала?
– Догадалась! Она умная, не то что…
– Выпорю! – посулил я расходившейся девице и, решительно развернувшись, вышел вон.
– Приключилось чего, царь-батюшка? – согнулся в поклоне стряпчий, стоявший у сеней.
– Коня! – коротко приказал я вместо ответа.
– Как же это…
– Коня, я сказал! – вызверился я на ни в чем не повинного придворного.
Тот, видимо, сообразив, что пахнет жареным, опрометью бросился наружу и заорал благим матом:
– Коня-а-а государю!!!
Обычно царским выездом занимается главный конюший боярин, и это целая история, потому что лошади должны быть при полном параде, но мне ждать некогда. Впрочем, охраняющим дворец снаружи стрельцам и рейтарам такой приказ не в диковинку, и скоро мне подвели крупного жеребца из заводных. Вскочив на него, я гикнул и пустил коня вскачь к Троицким воротам. Рядом, как тени, выросли всадники Михальского, и мы, не обращая внимания на бьющий в лицо ветер, понеслись по заснеженным улицам.
Бешеная скачка по морозу немного охладила мою горячую голову, и к монастырю я подъехал в, можно сказать, практически вменяемом состоянии. Ворота оказались запертыми, и перед ними, очевидно, ожидая открытия, толпились люди. В основном это были женщины и дети, а немногочисленные мужики держались чуть в стороне у своих саней. Сообразив, что еще немного – и мои спутники начнут разгонять баб нагайками, я круто остановил коня и, соскочив с него, бросил поводья сопровождающим:
