Несмотря на то, что я был на объекте, да и вообще на проекте, чужаком, отношение Лиды и её мужа ко мне было достаточно терпимым и можно сказать дружеским. Я часто стал коротать вечера в компании семьи Марченко. Ленка же наоборот демонстративно отдалилась от меня. И хотя жили мы в соседних боксах, мы практически не общались.
В конце первой недели на "объекте" я закончил отчет и дал его согласовать бывшему тут же руководителю проекта "ВМ". Основным "моментом" в отчете сделал необоснованность затрат и дал рекомендацию прекратить дальнейшее финансирование. Отдал на согласование руководителю проекта и сообщил в Москву о результатах.
Ждал ответа два дня. Дождался приглашение на общее собрание команды проекта. В бывшей ленинской комнате, прямо под оставшимся от СССР барельефом Ильича, меня представили сотрудникам как основного виновника предстоящего закрытия проекта. Закрытия тем более обидного, что первые положительные результаты испытаний были уже получены, и до цели остался "один решительный шаг". На собрании, несмотря на мое присутствие, обо мне говорили исключительно в третьем лице, и даже Лида смотрела на меня с таким разочарованием, что на душе становилось паршиво. Завершая митинг, руководитель проекта сообщил, что, в силу сложившихся обстоятельств, решено не проводить "общий тестовый старт" и запустить процесс сразу в полном объеме. А когда сотрудники разошлись по своим боксам, меня попросили остаться.
— Дмитрий Дмитриевич, — со мной разговаривал начальник СБ объекта Антонов — раз уж новые акционеры ВАШЕГО банка так интересуются результатами НАШЕГО проекта и требуют подробного отчета, мы, руководство проекта, решили допустить вас к секретной документации. Распишитесь, пожалуйста, здесь.
Он протянул мне листок с текстом расписки о неразглашении государственной тайны. Я читал с минуту. Документ поначалу не показался мне серьезным, я тогда и не представлял, что может быть особо секретного на объекте. Однако удивил пункт о запрете, помимо всего остального, разглашать все исторические события и даты, которые станут мне известны в результате допуска.
Не смотря на кажущуюся простоту расписки, подписывать листок очень не хотелось. Возникло такое ощущение, что подкрадывается толстый лис полярный под мою карьеру и меня уже не отпустят с крючка. Грубо говоря — "очко взыграло". Антонов, щуплый седеющий дядюшка, внимательно смотрел на меня, изучая мою реакцию. Мне уже тогда показалось, что он, несомненно, ещё старой конторской закалки "чекист", и видит он меня насквозь. Бывший Президент банка, как мне говорили, тоже вроде "конторский" человек. Раздумывал я недолго, выбора мне не оставили: для получения согласования отчета пришлось соглашаться. И я подписал.
До вечера следующего дня я занимался "офуением". То есть читал научную и процедурную часть проекта, названую "Темпоскоп", и офуевал. Ребята на "объекте" пытались создать машину времени. Способ как они пытались это сделать, я не понял. Слишком много физических терминов для простого бухгалтера. Понял только, что вроде как пока это не перенос, а подглядывание за событиями в прошлом. Теперь становился понятен особый интерес "конторы" — ведь теоретически подсматривать можно не только на тысячу лет, но и на пару секунд. Странно как смогли тогда сменить банку "крышу"? Нашлись силы круче "конторы"? Я понял тогда, что врядли вообще выберусь из этого "дерьма". Такую информацию могут сливать "офисному планктону" только в том случае, когда "офисный кит" уже подбирается к нему, с целью "пообедать".
В ночь на пятницу, когда я зашел в свой бокс, меня трясло от страха. Я боялся больше не увидеть ни жену, ни детей. Невозможно было представить, как я смогу жить прежней жизнью с такой тайной. Уконопатят в лучшем случае на какой-нибудь "объект". Но скорее всего, ждет меня ДТП или иное происшествие с летальным исходом. Блин, дети ведь как чувствовали последний вечер и не хотели отпускать меня, упрашивая и массажик перед сном, и почитать сказку, и просто посидеть пока они уснут. Слезы сами полились из глаз. Перспектива никогда больше не поцеловать Настюху, не поднять её на руки, не потрепать вихры Андрейки, заставила меня тихо взвыть в подушку. Я чувствовал в себе такую вину перед Ольгой за свою измену, что в пору вешаться от стыда. Пусть она никогда и не узнает, но всё равно я поступил по свински и вряд ли прощу себя за это.
