— А вы, бабушка, — опять сказал Антошка, — вы вон… вы, наверно, наступили на крашеное и забыли. След вон… Бабка Анна повернула голову, пристально посмотрела, куда указывал Антошка, усмехнулась горько, сказала:
— Ой, деточки вы мои дорогие! Следу-то этому уже сколько лет! Это ведь след сыночка моего. Андрюшеньки. Вот я вам расскажу…
Ребята замерли, слушая бабку Анну.
Перед самой войной они из старой развалюхи перебрались в эту тогда ещё новую хату. Пожить в ней не успели, как грянуло. Сперва забрали Никифора, потом, к самой осени, — сына Андрея. А перед этим затеяли они покраску полов. Половину покрасили, а тут… Прибегает Андрей в хату, сообщает: «Мама, я ухожу на войну!»
— Благословила я его, а потом уж, когда выплакалась, опять за покраску принялась. И вижу, следочек его, Андрюшеньки, остался. Я опять реветь, а закрашивать не стала. След-то в дом, а не из дома. Вернётся. Пускай хоть раненый-покалеченный, а вернётся. Вот я от той поры и не закрашиваю его, след моего сыночка. — Бабка Анна вздохнула глубоко-глубоко и закончила грустно: — Да, всё мне думается: заходит в хату Андрюша… Заходит… Уж раз одной ногой он тут, то и второй ступит обязательно…
Ребята молча смотрели то на бабку Анну, на катившиеся по морщинистым щекам слёзы, то на след. Они знали, что сын не вернётся, но им, также как и бабке Анне, тяжело было в это верить.
Кузница стоит на краю Алёшкиной деревни Ключевая, у бе рёзовой рощи, близ речки Тартас. Целыми днями без умолку слышатся оттуда весёлые звоны. Это кузнец дядя Игнат и молотобоец дядя Петя выковывают детали для плугов, борон, сеялок и даже для тракторов, которые будут работать в поле.
Алёшка не может равнодушно слушать, как поёт железо, и потому всегда его сюда тянет и тянет. В кузнице Алёшку встречают как своего.
— А вот и наш помощничек, — улыбается высокий, широкоплечий, с большими сильными руками молотобоец дядя Петя и обнимает Алёшку за плечи: — Ну, здоров, Алексей Иванович! Как поживаем? Хорошо? Вот и прекрасно. Садись тогда на своё место и раздувай горно, а я поучусь у тебя.
Алёшка смеётся, показывая редкие зубы, и важно идёт к горну.
— А ну, что ты там в сумке несёшь? — останавливает его кузнец дядя Игнат.
Алёшка достаёт тетрадки и подаёт ему. Кузнец бережно, чтобы не запачкать, берёт их и смотрит. Но Алёшке нечего бояться. Отметки у него хорошие.
— Да ты, парень, совсем молодец, — хвалит Алёшу дядя Игнат. — Выйдет из тебя человек, непременно выйдет. — И кузнец сметает с верстака, где должен сесть хлопец, пыль, подстилает какую-то тряпку, чтобы Алёшка не запачкался.
Алёшка сидит на тёмном от копоти верстаке и ритмично дёргает за деревянный, отполированный до блеска руками рычаг — казык. Мех тяжело сопит, и пламя в горне разгорается всё сильнее. Синие языки пробиваются сквозь уголь, растут и сливаются в бледно-жёлтое пламя.
Дядя Игнат кладёт в горно железо и загребает его углем.
Изумрудные кудри дыма ударяются в большой железный ковш, перевёрнутый над горном, катятся в трубу.
Пахнет кисло дымом и жжёным железом. Время от времени дядя Игнат проверяет, хорошо ли накалилось железо. Когда оно раскалилось и стало белым, он выхватывает его из пламени щипцами, кладёт на наковальню, и сиреневая окалина сыплется на земляной пол.
Дядя Игнат и дядя Петя берутся за молотки.
Гремит, поёт железо.
Три-та-та! Ти-ти! Так-так! — вызванивает молоток в руках дяди Игната.
Так! Так! Так! — тяжело поддакивает молот дяди Пети.
Алёшка повторяет про себя: «Так! Так! Так!», словно помогает дяде Пете бить тяжёлым молотом по железу. И ему кажется, что молот в руках молотобойца Петра легче подымается вверх и резче опускается на наковальню.
Мальчик с интересом наблюдает за тем, как железо под ритмичными ударами кузнеца Игната и молотобойца Петра из белого становится бледно-жёлтым, потом оранжевым, дальше делается красным, малиновым и, наконец, фиолетовым, а затем — тёмно-синим.
А молотки сверкают, железо поёт. Алёшка подстраивается под ту песню, и у него выходит:
Взвейтесь кострами,
Синие ночи!
Мы — пионеры,
Дети рабочих.
Но вот песня стихает, и в кузнице становится совсем тихо. Тогда дядя Игнат бросает готовую поковку в кадушку с водой, и в кузнице слышится сердитое бормотание. Клубы пара устремляются к самому потолку.
