Угораздило же Гошу попасть со своим, чего уж скрывать, слишком гуманным мировоззрением, и в его-то времени-измерении не каждому человеку присущим, в жестко-средневековый мир! А куда теперь деваться? Придется привыкать к местным нравам, если получится, конечно. И уж точно стоит прислушаться к совету Своча, да прямо сейчас завалиться спать. Отставшие от Батлера кантили недавно прибыли в Змеиный Взгорок, и мужчина пригрозился поднять завтра юношу ни свет, ни заря. До столицы путь неблизкий, а Каджи там, якобы, уже все ждут — не дождутся. Интересно только, кого Своч подразумевал под безликим словом «все»?
Мальчик неспеша разделся, пытаясь мысленно представить себе этих таинственных и загадочных «всех», которые жить без него, оказывается, ну никак не в состоянии. Не вышло, хотя он и отпустил вожжи у фантазии. Зато получилось за время размышлений аккуратно сложить одежду на кресло, а не покидать её бесформенной кучей, чем он частенько в Хилкровсе грешил. И сколько бы его друг Роб, аккуратист еще тот, ни пытался привить Каджи любовь к порядку своим ненавязчивым примером, ничего не помогало. Едва ли не ежевечерне перед сном на стуле возле кровати Гоши вырастал живописный горный массив из одежды, каждый раз хвалясь новыми очертаниями и изгибами, пиками и впадинами. Вот если бы их научили какому-нибудь заклинанию, чтоб после одного взмаха волшебной палочкой все предметы сами по своим местам аккуратненько раскладывались, тогда другое дело! Но до изучения этой полезной в быту магической премудрости они вроде бы только в конце третьего курса доберутся. А Каджи, если навечно застрянет здесь, так и вообще с носом останется. Ну и фиг с ним, с заклинанием! Зато у него в этом измерении есть мама и сестра…
С такой приятной мыслью мальчик и заснул, мгновенно провалившись в бездонную пучину сплошной черноты. И ему, как ни странно, совершенно ничего не снилось. Не мучили кошмары, не выли во сне убиенные оборотни, держа отрубленные головы в когтистых лапах, не гонялись за ним палачи с мечами наголо. И лишь уже под самое утро Янка привиделась, странная и непривычно серьезная. Он нашел подругу в каком-то огромном помещении, отличавшимся явными следами запустения и разрухи. Кажется, что тут уже несколько столетий не ступала нога человека. Девчонка с задумчивым видом бродила среди бесчисленного множества высоких дубовых стеллажей, частично подгнивших, местами покосившихся, а кое-где устало опершихся на более устойчивых соседей. Полки стеллажей были заполнены невероятным количеством полуистлевших фолиантов, ворохами покрытых плесенью свитков, грудами проржавевших предметов непонятного назначения и массой засыпанных толстым слоем пыли разнокалиберных шкатулок, ларцов и сундучков. Янка определенно что-то искала, тихо и сосредоточенно бормоча себе под нос одной ей известные приметы местонахождения требующегося.
А Каджи зато точно знал другое: если они сейчас выйдут вон в ту неприметную приоткрытую дверь, что перекосившись, висит на одной петле, то стопроцентно окажутся под сводами шатра балагана, из которого освободили Хэзла. Не просто похожего на него, а именно того самого, из их родного мира. Гоша схватил подружку за руку и потянул было скорее туда, пока ничего не изменилось, и проход между мирами не захлопнулся, но девчонка заупрямилась и с такой сердитой строгостью на него зыркнула, что он тут же выпустил её запястье.
— Янка, там действующий портал открыт в наш мир! Мы можем прямо сейчас вернуться домой. Ты разве не понимаешь, что другой такой возможности нам может больше не представиться? Или хочешь в этом измерении потеряться навсегда? — Каджи скорее укоризненно, чем зло попытался растолковать подруге их положение. — Пошли отсюда!
— Если хочешь, Гоша, то иди один, — спокойно ответила юная колдунья, не обращая внимания на невесть откуда налетевший ветер. Он нещадно трепал её волосы, забавлялся с подолом длинной юбки, швырял пригоршнями пыль им на головы и под конец даже повалил один из стеллажей у дальней стены. — Я останусь. Да и, к твоему сведенью, вряд ли у нас получится вернуться, пока мы не оттолкнем этот мир подальше от края пропасти, в которую он так упорно и безоглядно стремится сорваться. Или пока сами не погибнем здесь…
