Чуть дальше, там, где улочка едва заметно расширялась, тихой сапой вползая в чрево городишки, толпа разновеликой детворы с визгливыми криками, заливистым смехом и пронзительным свистом устроила облаву на местную дворняжку, радостно мечущуюся среди этого невообразимого гвалта с накрепко зажатой в зубах свежевыброшенной кем-то свиной мотолыжкой. А тем временем парочка строгих мамаш в свою очередь из засады напали на детей, словно коршуны на цыплят, пытаясь выловить в этой сутолоке свои кровинушек, чтобы после пары-тройки шлепков по заду наконец-то загнать их под родную крышу к стынущему в неполном семейном кругу ужину. Но чаще всего женщинам почему-то подвертывались под горячую руку чужие сорванцы, а вот свои, кому шлепки и предназначались, самым непостижимым образом исхитрялись извернуться в последний момент и ускользнуть от расправы, продолжая с хохотом носиться по улице. Главы семейств непосредственного участия в экзекуции не принимали, ограничившись несколькими многообещающими угрозами, выкрикнутыми в раскрытые окна хибарок. Мол, они что-то там повыдергивают сынкам и дочкам, чтоб потом, завязав узлами, повтыкать эти же самые части тел обратно, но уже в другие места, если их чадушки, такие-то и такие-то разлюбимые насквозь, немедленно не объявятся на пороге и не отправятся умываться, чушки эдакие! Привычные для слуха угрозы действия не возымели, а вот шуму на улочке чувствительно прибавилось.
И лишь одна только толстая ворона вела себя спокойно, достойно и невозмутимо, с чувством и расстановкой выклевывая более мягкую середку найденной в отбросах зачерствелой горбушки хлеба, устроившись с ней поодаль от беснующейся детворы.
Обычная окраина заурядного городишки на самом краешке обжитых людьми земель. Таких сотни по Лоскутному миру разбросано. Так что Анкл не удивился, не увидев ничего нового для себя. Только вскользь поразился тому факту, что за последние два столетия, проведенные им почти безвылазно в городе магов, люди с их привычками и образом жизни не изменились ни на йоту, если не считать чуть более совершенных технологий производства всякой дребедени, не особо то и нужной.
Уходвинск — одно из немногих никому конкретно не принадлежащих поселений, выросших на свободолюбивых Ничейных землях Лоскутного мира. Какой-то управитель, ежегодно избираемый разноплеменными обитателями городка, конечно все-таки имелся. Он пытался следить за порядком, разруливая часто вспыхивающие разногласия между жителями, худо-бедно обеспечивал сносные условия существования, но очень большой власти в одни руки не получал. Скорее уж ему вместо местечковой коронки на макушку терновый венец напяливали, гарантированно доставляющий круглосуточную головную боль на протяжении всего года управления тем сбродом, который тут жил, а вот быть управляемым и послушным не сильно-то желал.
Да что там говорить, в Уходвинске даже крепостной стены не имелось, чтобы хоть как-то обозначить оседлость местного населения и намекнуть потенциальным захватчикам на намеренье защищать свою шибко свободную жизнь. Но как показала история, приключившаяся без малого триста лет тому назад, нападать и захватывать этот городок — смысла мало. Ради чего ведь завоевывают чужие территории? Да чтоб первоначально поживиться имуществом за счет грабежа. А уж потом оставшихся в живых жителей постепенно заставить подчиняться законам тех, кто их захватил, принудить платить налоги новому правителю, уболтать работать на благо свежеобретенного государства, и в конечном итоге ассимилировать с захватчиками в единое целое.
Попробовал как-то раз один из соседних князьков проделать нечто подобное с Уходвинском, рассчитывая со временем значительно расширить свое захудалое окраинное княжество за счет Ничейных земель и их обитателей. Так прознав об этом, уходвинцы при первых же признаках приближения княжьей рати дружно похватали самое ценное из скарба, подпалили городок на прощанье с четырех сторон и разлетелись по Ничейным землям, как и пепел по ветру. Много ли прибыли от пустынного пепелища? Да окромя прибавки лишних забот на прибыль и намека нет. С тех пор никто больше не нападал.
