А Баретто спокойно вышел из строя первокурсников и направился к темнеющей на полу пентаграмме. Каджи проводил его пристальным взглядом и только тогда обратил внимание на то место, где должна была решиться их дальнейшая судьба.
Невдалеке от пентаграммы стояли пять мраморных кубов, бока которых усыпали непонятные руны, высотой примерно в метр, расположившихся полукругом. Они чем-то напоминали жертвенники. И над каждым из них присутствовало по одной из магических стихий.
Над крайним справа выбрасывал вверх разноцветные языки пламени сгусток яркого огня. Рядом с ним над соседним кубом кружился на одном месте волчок скромного торнадо. С противоположной стороны над крайним левым шел дождь, и иногда даже сверкали молнии, вот только грома слышно не было. Чуть ближе к центру — медленно кружилась в воздухе темно-бурая пыль, образовав небольшое облачко. А вот над центральным кубом не было ничего. То есть, там что-то присутствовало: черное непроглядное пятно, слегка размытое и подрагивающее. Но складывалось такое впечатление, что там просто пустота.
Роб встал на пентаграмму и вытянул вперед руки, как того и требовал от них профессор Волков. И уже через несколько секунд над его правой ладонью вспыхнуло пламя, прилетевшее со стороны «жертвенника». Оно было ярко-желтое с длинными синими языками. А еще через пару секунд пламя исчезло. И всем показалось, что оно просто проникло внутрь Баретто, всосавшись через ладонь. Даже сам Роб недоумевающе рассматривал свою руку, поворачивая ее то в одну сторону, то в другую. Похоже, что и не показалось вовсе.
— Факультет Блэзкор! — громко объявил Волков.
И тут же мантия Баретто перестала быть просто блекло-серой. На его спине словно костер в ночи вспыхнул. Сама она стала темной, почти черной, но со сдвигом в синеву. А от низа вверх по мантии свободно гуляли язычки пламени. Не настоящие, конечно, но очень на них похожие.
Довольный Роб повернулся ко всем лицом, которое просто сияло от счастья. За крайним правым столом дружно захлопали в ладоши. А кто-то умудрился залихватски свистнуть. Семен Борисович нахмурился, выискивая нарушителя правил, но Гоша успел заметить, что глаза у учителя посмеиваются. Так что нарушитель, естественно, не отыскался. А Роб уверенно направился за стол своего факультета, успев по дороге ободряюще подмигнуть друзьям и поднять большой палец над сжатым кулаком.
— Биг, Дурмаш. Вы — следующий, — Семен Борисович сделал приглашающий жест рукой.
Слонопотам лениво прокосолапил к пентаграмме. Около нее он тормознулся на пару секунд, не решаясь наступить, но все же встал, в конце концов, на темный пятиугольник. И вытянул вперед лапы, так как руками их назвать можно было бы только с большой натяжкой.
Прошла почти минута напряженного ожидания. И в результате на ладонь толстяка упали две маленьких капельки воды, тут же и впитавшихся в кожу.
— Фалстрим, — сказал Семен Борисович, и указал Дурмашу на крайний левый стол его факультета.
Мантия у Бига тоже изменилась, перекрасившись в сине-зеленую, и переливающуюся так, как будто по ней волны перекатывались, одна за другой. Аплодисментов из-за стола Фалстрима слышно не было, но Дурмаш, похоже, и не расстроился совсем. Он абсолютно равнодушно закосолапил в указанное ему место.
— Дип, Ривер, — вызвал Волков следующего.
От строя первокурсников отделился чернявый парнишка маленького роста и невероятно щуплый. Его постигла та же судьба, что и Дурмаша. Только на этот раз все прошло очень быстро. На ладонь ему почти мгновенно вылился целый ушат воды, тут же и исчезнувший в пареньке. Да кто-то за столом Фалстрима похлопал в ладоши. Правда, аплодисменты получились жиденькими.
— Иванова, Ли Ин, — чуть изогнув в удивлении брови, прочитал учитель.
На пентаграмму стремительно взлетела оживленная первокурсница со слегка раскосыми глазенками. Она раскинула руки в стороны. И тут же над обеими ее ладошками закрутились маленькие вихри. У девчонки даже короткие каштановые волосы разметались в стороны. Но так же быстро ветер стих, исчезнув в ней самой. А Иванова блаженно улыбалась, как будто получила именно то, о чем мечтала всю свою жизнь.
