— К чему мне эти премудрости? В монахи не собираюсь. — Моисей отвернулся к стене. — Дорогу я помню. Пойду в Горную коллегию.
— И вытурят тебя оттуда в три шеи, а то закуют в кандалы — и не видать тебе Кизела, как своей спины. Образцы надобны. Ты же, остолоп, сам отдал их!.. Васька Спиридонов твой, сам говорил, в Петербурге служит. Надо с ним свидеться. А отсюда на Урал по зимнему пути идут обозы?.. Идут. Обратно тоже идут? И обратно идут. Смекай…
В дверь с грохотом ввалился пьяный отец Феодор, рыгнул, загудел утробою:
— Ноне день разрешенья вина и елея. Отец келарь вас кличет. Поспешайте еленями, а не то епитимию наложу.
— Да погоди ты со всякими епитимиями, — сердито сказал Удинцев.
— А ты не ори. — Отец Феодор понизил голос до шепота. — Ску-у-ушно живем, молимся. Чего молим? Брюхо — вот о чем молитва и токмо она доходит до слуха господа.
— Не богохульствуй, отче. — Удинцев оглянулся на Моисея: мол, я тебе говорил. — Богомольцы бы на тебя поглядели.
Отче медленно и старательно сложил дулю, сел на кровать. Она застонала под его тяжелыми телесами.
— А чего не жить? Чего не ж-жить, а? На-ас матушка государыня, царствие ей небес… — Отец Феодор закашлялся. — Тьфу ты, долгие ей лета, крестьянишками не обделила. Да и богомольцы щедры.
Он сытно рыгнул, полез к Удинцеву целоваться.
Моисей хлопнул дверью, пошел по узкому гулкому коридору. Откуда-то доносились не то песни, не то молитвы. Вчерашний белец стоял у окна, кидал сквозь решетку хлебные крошки, глаза его были пусты, как будто выколоты. У решетки хлопали крылья.
Моисей похолодел. Неужто здесь надолго? Неужто придется ждать, пока уляжется до Урала санный путь? Нет, нельзя ждать, лучше каторга, чем этот святой монастырь. Моисей спустился по витой каменной лестнице, приоткрыл тяжелую дверь. Яркий свет обласкал лицо. Небо над двором было бледно-голубым, легоньким, словно выточенные из горного льда облачка висели над куполом собора. Моисея потянуло на свободу. Признав калитку в стене, он открыл скобу и вышел из монастыря.
3
У Игнатия Воронина было приметное лицо: тонкое, чернобровое, с крепким подбородком, с ледяными глазами. В Юрицком ходили слухи, что мать его была горничной при каком-то либо французе, либо немце, посещавшем ради записей в книжку уральские земли, и от него понесла. Зато и беднее Ворониных в селе не видывали. Игнатий ходил в таком рубище, что нищие плевались. Но был сорви-голова. То в заброшенной часовне ночует, то на кладбище. А однажды бешеного волка один на один с вилами встретил. Девки ходили за Игнатием табунами, и он их не щадил.
Но когда дьячок обучил его грамоте, — будто постарел, только над книжками и горбился. Блажь эта скоро прошла — то ли все приходские книжки прочитал, то ли наскучило церковное, только он опять закуролесил. Даже и то не помогло, что рудознатец Климовских брал его на разведки с Моисеем и Екимом. Был Игнатий лет на пяток старше Моисея, но душа ни к чему не прикипала. И нет чтобы, как все парни, поозоровал по-доброму. Куда там? Злые шутки вытворял. Однажды к самому отцу Ивану пришел ночью в саване, перепугал до смерти и бороду обстриг. Саван-то слетел, и попадья признала. Через то и в солдаты скорехонько угодил.
Моисей навсегда запомнил, как его уводили. Два стражника шли по бокам с саблями наголо. Иные бабы жалели, иные ругались — те, что были с лица погаже. Девки плакали в голос. Игнатий кривил в усмешке тонкие губы, не поклонился даже матери и брату.
Лицо Воронина настолько врезалось в память, что теперь Моисей сразу его узнал. Он побежал за высоким гвардейским унтер-офицером, который стремительно шел по улице, шелестя крылатой накидкой.
— Игнатий! Воронин, погоди!
Ледяные глаза Воронина спокойно смотрели из-под изогнутых бровей. Уголки губ были опущены книзу, от них будто когтями процарапаны резкие морщинки.
— Не признаешь, что ли? Из Юрицкого я — Югов Моисей.
— Слышал о тебе, — сказал Воронин. — Давно разыскиваю. Идем.
Он повернулся и четко зашагал дальше, Моисей поспевал за ним с трудом. Они пересекали широкие улицы, сырые переулки. Воронин втащил Моисея в лодку, приказал перевозить, потом они снова шли куда-то, так и не обменявшись более ни словом.
