Горячие сердца - страница 71
Мысль о том, чтобы покинуть самолет над расположением врага, была давным-давно похоронена так глубоко, что даже жадный инстинкт жизни не мог вытащить ее на поверхность сознания.
Ярко вспыхнула другая мысль‚ казалось, тысячу раз передуманная и решенная: люди!
Его люди. Его боевые товарищи.
Боевые товарищи!..
Это больше, чем собственная жизнь.
Товарищи...
Люди... Живые люди.
Он должен предоставить решение им.
Гастелло произнес скороговоркой: — Штурман, радист, стрелок!
— Есть.
— Есть.
Немного задержался с ответом только раненый стрелок:
— Есть...
— Предлагаю оставить самолет.
В ответ послышалась такая же скороговорка штурмана:
— Предлагаете или приказываете?
Гастелло колебался сотую долю секунды.
— Предлагаю решить самим... Штурман?
— Остаюсь.
— Радист?
— Остаюсь.
И, не ожидая вопроса, негромко сказал стрелок:
— Остаюсь.
— Штурман! — Голос командира был ясен и тверд. — Где шоссе с танками?
Долю секунды длилось молчание.
Долю секунды, за которую пламя успело растечься по всему центроплану.
Гастелло положил самолет в крутой правый вираж.
Этого было мало. Пламя разрасталось.
Гастелло ввел машину в скольжение, стараясь оттянуть огонь от людей.
Штурман доложил:
— Шоссе — двести сорок градусов.
— Далеко?
— Около минуты.
Минута?! Это — вечность, но...
Гастелло опустил очки со лба, так как жар обжигал глаза.
Машина разворачивалась. Чтобы ускорить ее движение, Гастелло дал от себя.
Самолет летел в черноте ночи, подобно комете. Он оставлял за собой длинный хвост пламени, багрового дыма.
— Штурман! Где танки?
Какие доли секунды остались в их распоряжении?.. Десятые? Сотые?
— Ну?
Штурман увидел танки.
— Командир! Чуть влево... хорошо.
Но прямой жар стал невыносим. Огонь тянуло вдоль фюзеляжа, к стрелку и радисту. Не задохнулись ли уже?
— Стрелок!
Молчание... Вечная слава!
— Радист!
— Есть…
Муха еще жив. Он еще понадобится.
— Держитесь!
— Есть.
А ведь у него, наверно, уже огонь.
— Штурман, танки?
— Сейчас будут...
Секунда молчания, и голос штурмана:
— Командир!
— Да, дорогой?
— Командир... посвяти меня в коммунисты.
Гастелло твердо, без тени сомнения:
— Именем партии, принимаю тебя...
Голос радиста:
— Танки!
Тихий, маленький Муха!..
Спокойный, неторопливый шопот штурмана, словно боящегося, что его могут услышать ползущие по шоссе железные чудовища:
— Доворот вправо... еще...
Гастелло:
— Муха! Радируйте: «Выполняя последний удар, Анна...»
Шопот штурмана:
— Командир... от себя.
Гастелло дает от себя. «Анна» уже ничего не успеет донести: танки под нею. За ними — колонна цистерн.
Гастелло чувствует, как горячий ларингофон сжимает ему горло.
— Товарищи... Слава Отчизне!
Голоса радиста и штурмана слились в один:
— Тебе, Отечество!
