— Значит, на сегодня «Анна»? — А сам улыбнулся: — Наверно, это счастливые позывные... для меня.
— Надеюсь, — негромко произнесла она, пытаясь улыбнуться. — От Федота письмо пришло: получил новое назначение.
— Федот — молодец. Настоящий мужчина! Такой возьмется за дипломатию — военным можно будет сложа руки сидеть, — сказал Николай как можно беспечнее. — Однако я тебе мешаю?
Он взял ее руку и пожал двумя своими. Это были большие и крепкие руки, словно из железа. А пожатие было мягкое и ласковое.
Прежде чем отдать команду «по самолетам!», Гастелло приказал заглушить все моторы и экипажам собраться к нему.
— Я хочу, чтобы каждый член экипажей эскадрильи представил себе смысл сегодняшнего задания. Наша цель — один из аэродромов, на который немцы перебросили из центральной Германии в общем около трехсот бомбардировщиков дальнего действия. По данным нашего командования, эта масса предназначена для налетов. на Москву. Нам с вами выпала честь первыми ударить по гнезду стервятников... По самолетам!
Земля уже погрузилась в темноту, а солнце все светило и светило в лицо Гастелло. Чем ниже оно уходило за горизонт, тем выше поднимался самолет. Долго еще на фонаре летчика поблескивал красный отсвет. Потом он зарозовел только на краях облаков. Потом исчез совсем.
На приборной доске засветились синие огоньки лампочек. Внизу, в штурманском фонаре, время от времени мигал мягкий свет над планшетом. Николаю был виден лишь его отблеск, выхватывавший из темноты бок штурмана. А когда штурман лег на стекло пола, Гастелло стали видны только широкие подошвы штурманских унтов.
Земля была черной. Такой угрюмой и насторожившейся она никогда не бывала в мирное время. Словно каждый кустик стремился остаться незамеченным.
Пересекли железную дорогу, обогнав неосторожно дышащий искрами паровоз. Вероятно, машинист за грохотом локомотива не слышал высоко идущих машин.
Гастелло машинально проверил ремешок ларингофона.
— Штурман!
— Есть.
— Надо лезть в облака.
— Дайте еще немножко жизни, командир.
— Высота мала.
— Доберем.
— С бомбами я не могу лезть свечой.
— Еще одну-две минуты, — взмолился штурман. — Только свериться с исходным пунктом маршрута и взять путевой угол... Для страховочки.
— Ладно, две минуты.
Они шли уже под самыми облаками, «задевая их головой». Черная масса облачности стремительно неслась с юго-востока почти параллельным курсом.
— Можно лезть в облака, — послышался в наушниках командира голос штурмана.
Николай прибавил оборотов. Плотная масса подступила к самому бомбардировщику, облепила стекла фонаря. И штурман и летчик стали слепы. Теперь их действия могли контролироваться только тускло мерцающими приборами.
Бывали мгновения, когда вдруг плотные облака разрывались и под самолетом мелькало «окно». Земля, которая до того казалась летчикам совершенно черной, выглядела в такие моменты очень уютной.
— Эх, не поймал... — услышал Гастелло голос штурмана.
— Что?
— Хотел изловить в окно хоть какой-нибудь ориентир.
— Сомневаетесь?
— Проверить никогда не лишне.
И снова вокруг только темная, непроглядная масса. Впечатление такое, будто самолет в нее не врезается, а всю ее двигает перед собой. О том, что самолет летит, говорил только гул моторов да легкое покачивание стрелок приборов.
Прошло некоторое время.
— Если это надолго, — сказал штурман, — придется выглянуть под облачность.
— Я не могу терять высоту.
— Нужно проверить ветер.
— Потерпите.
— Немножко можно... — уныло согласился штурман.
Наконец чернота над головой начала редеть, пелена туманности стала казаться серой, потом почти белой. Она разорванными клочьями понеслась над головой, исчезла вовсе. Засияло глубокое небо, усеянное неисчислимым сонмом ярких звезд. Несущееся под самолетами море облаков освещалось восходящей луной. Впереди и вправо, прямо на курсе, затмевая звезды и луну, ослепительно сверкали грозовые разряды.
— Штурман!..
— Есть.
— Хотели «под», а вышли «над».
— Ничего... Сейчас возьму высоту Полярной и Веги.
— Берите.
— Подержите так, командир... Поточнее на курсе...
Через две-три минуты штурман сказал:
