— О чем ты? Конечно, хочу. — Он схватил ее за подбородок и не отпускал, пока она не посмотрела ему в глаза. Не обращая внимания на то, что она вцепилась в его руки, требуя отпустить ее, он какое-то время всматривался в ее испуганные и такие беззащитные золотисто-карие глаза, а затем повторил ясно и четко: — Я хочу. Я обязательно позвоню, можешь не сомневаться.
Виктория оторвалась от компьютера, где печатала счета за два кукольных домика, законченных на этой неделе, и увидела, что в дверях бывшего офиса Форда стоит Джон. Нажав на команду «сохранить», она улыбнулась ему.
— Герт и Пи-Джей уже уехали?
— Да.
Она поднялась, обошла стол и остановилась, опершись бедрами о его передний край. Положив ладони на край стола, она наблюдала за Джоном, который остановился, прислонившись к косяку двери.
— Тебе не кажется, что Пи-Джей выглядела грустной?
Он прижался плечом к стене.
— Мак разыскала ее мать и побеседовала с ней, так что Пи-Джей завтра отправляется в Пуэбло.
— О, правда? Я надеюсь, это хорошо для нее?
— Не знаю. Из всего тем о, что я слышал о ее матери, не скажешь, что она образец материнства, и я знаю, что Джаред не в восторге от этой идеи.
— Но для Пи-Джей она мать.
— Да. И никто из нас не может запретить Присцилле Джейн вернуться домой.
— Это ее настоящее имя? Присцилла? — Виктория замолчала, потом улыбнулась. — Оно ей подходит.
— Да. Сначала так не кажется, потому что порой она абсолютно неуправляемая, но у нее добрая душа, правда? — Он покачал головой. — Она так обрадовалась, когда ты подарила ей кукольный домик. Ты не обделила своих заказчиков?
Виктория улыбнулась:
— Я сделаю другой.
— Вероятно, эта девочка не была избалована подарками в своей жизни.
— Думаю, это единственный подарок, и поэтому он особенно дорог ей. Она не послушалась Герт, которая говорила, чтобы она поставила домик на заднее сиденье, и держала его на коленях, пока они отьезжали.
Виктория рассмеялась, затем сменила тему:
— Удалось ли тебе сегодня узнать что-нибудь важное?
— Да. — Джон покачал головой. — Представляешь, они заставляют маленьких девочек, немногим старше Эсме, посещать этот… да, класс «Котильон».
Она удивленно заморгала:
— Что? — Это было совсем не то, что она рассчитывала услышать.
— Тебе надо было видеть это, Тори. Маленькие дети, одетые как взрослые, маршируют с точностью, которой могла бы позавидовать морская пехота. И отправляются строем в класс, где, как сказал Фрэнк, их учат бальным танцам и манерам, готовя из них будущих членов клуба. — Засунув руки в карманы брюк, он оторвался от стены и направился к ней через комнату. — Ты не собираешься водить Эсме на эти занятия, правда? Я против. Я понимаю, что манеры и дисциплина — это хорошо. Черт, кто бы спорил! Но я хочу, чтобы мой ребенок представлял собой нечто большее, чем выдрессированную, изнеженную принцессу, которая дрожит над своими атласными туфельками и боится, как бы, не дай Бог, песок не попал в носки. Я хочу научить ее полезным вещам, а не этому вздору.
Виктория скрестила руки на груди.
— И что же это такое?
— Не знаю, что-то полезное… Например… как выжить в экстремальной ситуации. Или жить тем, что дает тебе земля… как найти дорогу из леса, если ты потерялась. Умение отличить хорошие ягоды от плохих, чтобы не отравиться…
— Да, теперь я вижу, с чем связаны твои запросы к ее будущей жизни. — Она не знала, смеяться ей или плакать. С одной стороны, он проявлял неравнодушие к жизни своей дочери, что было бы естественно, если бы он всегда занимался ее воспитанием. Она начала нервно постукивать ногой. Потому что с другой стороны…
— Что-то подсказывает мне, что мои слова разозлили тебя…
Он подвинулся ближе, и ей пришлось откинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Гамильтоны не позволяют себе проявлять чувства, — холодно парировала она.
— Нет? Почему, детка? Разве это вульгарно?
— Именно, — подтвердила она. — Мы умеем держать себя в руках, мы всегда собранные и хладнокровные. Но когда на нас начинают давить, мы можем и рассердиться.
Он подвинулся слишком близко, так близко, что его дыхание коснулось ее губ.
— И ты сейчас рассердилась на меня?
