И хотя большая часть отпуска пролетела, пока она дожимала отца, все компенсировала минута, когда она встретила Рокета. Каждый день, проведенный с ним, был наполнен волнением, возбуждением и страхом перед возрастающим влечением. Он заставил ее почувствовать, что…
Стиснув зубы, Виктория отогнала воспоминания, способные и сейчас поглотить ее с головой, и посмотрела своему собеседнику прямо в глаза.
— Не думаю, что моя наивность определяла твое поведение. Ты никогда не проявлял желания продлить наши отношения и намеренно не рассказывал мне ничего, что помогло бы мне найти тебя в случае необходимости. Я даже не знала, в какой части страны ты живешь. Поэтому я приняла решение оставить ребенка, хотя отец устраивал мне ужасные сцены, требуя избавиться от него, чтобы не бросать тень на доброе имя Фордов.
— Твой отец хотел, чтобы ты сделала аборт?
— Или это, или замужество с одним из его банкиров-инвесторов по его выбору.
Ярость на миг вспыхнула в его глазах, но тут же исчезла, и выражение лица снова стало непроницаемым.
— О’кей. Итак, мы выяснили, что ты не пыталась найти меня, когда обнаружила, что беременна, — проговорил он учтивым, но вместе с тем холодным тоном, который использовал ранее, говоря ей «мэм»; и только его глаза, остановившись на ее лице, вновь вспыхнули дьявольским пламенем, не имевшим с учтивостью ничего общего. — И ты даже не попыталась исправить ошибку, рассказав мне об Эсме, когда я появился.
— Ты это серьезно? — Глядя на него, она могла убедиться, что да. — Черт, что же я должна была сказать тебе, Рокет? Встретившись лицом к лицу с человеком, которого не видела шесть лет? — Горечь в собственном голосе испугала ее. Напомнив себе, что она взрослая и самостоятельная женщина, Виктория глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Не желая, чтобы они скатились к взаимным обвинениям, она тихо проговорила: — Я прошу меня извинить. Это было невежливо с моей стороны. Его губы дрогнули.
— Черт побери, при чем тут вежливость?
— Да, возможно, что ни при чем. — «Не каждый из нас может позволить себе выражать словами мысль, которая внезапно приходит в голову». — Но что ты на это скажешь: у меня есть маленькая дочь, и все, что я помню о тебе, — это то, что ты отличный парень, неспособный к длительным отношениям. Почему я должна верить, что ты изменился? — Твердость звучала в ее голосе, и она не собиралась смягчать тон. — Между нами говоря, меня мало занимает, каким замечательным ты можешь быть или не быть… Я буду стоять до последнего, прежде чем представлю Эсме отца, который свалился бог знает откуда и с такой же скоростью может исчезнуть из ее жизни, подобно Питеру Пэну.
Его взгляд стал еще более жестким.
— У меня для тебя новость, дорогая, я никогда не был похож на названного тобой героя. Может, я и отличался легкомыслием, когда мы встретились, но я никогда не хотел создавать проблемы. Прежде всего я был морским пехотинцем, что само по себе подразумевает ответственного человека. Да, я рос грубым, неотесанным и повзрослел гораздо раньше, чем принято считать. Но я подставлял голову под пули и месил грязь, пока ты посещала привилегированную школу для изнеженных принцесс.
— И все же чего ты хочешь, Рокет? — В какой-то момент, глядя на его хмурое лицо, она увидела в нем нечто варварское, необузданное, но все же не смогла удержаться от саркастических интонаций. — Добиться права посещения? Приезжать каждый уик-энд и на две недели летом? — Она ни за что не согласится на это, приди такая идея ему в голову.
И возможно, он не очень изменился, потому что ее вопрос поставил его в тупик. Он просто смотрел на нее, пока в его глазах не проступила паника. Тогда он заморгал, и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение, на что он был такой мастер. Но она уловила тревогу в его голосе, когда он переспросил:
— Право посещения?
— Я полагаю, что ты именно этого добиваешься? — Она даже не хотела обсуждать эту идею. Когда Виктория поняла, что беременна, в глубине души она была даже рада, что не знает, где его искать. Она не хотела заставлять парня, который смотрел на их отношения как на мимолетный роман, брать на себя какие-то обязательства. Ей хватало собственного отца, который не интересовался ни ею, ни ее жизнью, ни ее работой, и она не желала того же для собственного ребенка.
