Священник смотрит на королеву, которая лениво кивает.
— Хорошо. Только поспешите. Я еще хочу дать слово по поводу такого важного события моим братьям. Мы так долго ждали, чтобы кровные линии соединились. Сегодня вечером будет большое торжество.
— Мы очень рады, — жизнерадостно вру я и отхожу в сторону, чтобы позволить Аме заняться ранами своего любовника.
Она делает это осторожно, вытирая кровь одеждой и беря воду из бочки, стоящей у подножия кровати. С его ушами и носом она мало что может сделать, но долго возится с ужасными зияющими ранами на теле — тянет время, также уверенная, как и я, в необходимости этого промедления.
— Здесь нужно наложить швы, — говорит Ама, осматривая глубокие порезы на его голове и груди.
— Это может подождать, — отвечает священник. — Мы и так уже потратили на него слишком много времени.
— Но это займет всего лишь…
— Нет! — резко бросает он. — Койя устала от вашего общества. Или вы сейчас зададите ей свои вопросы, или заберете их с собой.
Я больше не могу придумать поводов для отсрочки, поэтому приступаю к роли следователя:
— Давайте начнем с Аюмарканов. Насколько я могу понять, Фердинанд Дорак создал их с вашей помощью, и, когда он умер, они умерли тоже. Тогда почему вот они, — я указываю на своих восставших из мертвых товарищей, — вдруг встали и пошли?
Койя начинает медленно говорить, священник переводит ее слова:
— Даже Фердинанд Дорак многого не знал о наших возможностях. Он видел лишь то, что мы ему показывали, не больше. Если имелись некие пробелы, он просто не замечал их или наполнял собственной логикой. Мы никогда не поправляли его, когда он ошибался. Мы даже никогда не говорили с ним на языке, который он понимал, — тогда мы не затрудняли себя изучением языка вашего народа.
Поколение Аюмарканов оказалось не столь простым, как мы думали. Когда он захотел создать человека, то взял лицо из своих снов, а потом пришел к виллакам. Проникнув в его сон, они создали куклу, которую обмазали своей и его кровью, потом совершили заговор. Он думал, что это конец процесса. — Койя качает головой и сдавленно хихикает. — На самом деле все было совсем не так просто. Каждый акт творения требует мать и отца. Именно поэтому Виракоча разделил себя надвое, когда захотел создать первых людей. Будучи единственным организмом, он мог бы лишь скопировать себя. Разделившись, он был в состоянии дать жизнь новым созданиям — Инти Майми и Маме Оккло.
— Минуточку, — прерываю я переводчика, — не означает ли это, что существо на кровати — это та самая Мама Оккло из ваших легенд?
— Нет, — честно отвечает священник. — Но она — ее прямой потомок. Каждая наша Койя живет более ста лет, рождая тридцать или более детей. Когда ее тело стареет, дух ее находит приют в одном из ее детей и живет снова, продолжая свое существование лишь с самыми короткими перерывами.
— Эти дети, — вмешивается Паукар Вами, обращаясь к королеве, потом останавливается и переадресует свой вопрос мне, — они размножаются друг от друга или от кого-то со стороны?
— Виллаки и мамаконы имеют чистую кровь без примесей, — раздраженно отвечает священник. — Наши инкские последователи — те, кто помогли нам попасть сюда, — рождали потомство от индейцев, коренного населения этого региона, а потом от европейцев, но мы всегда держались отдельно.
— Это многое объясняет, — бормочет Вами. — Бледная кожа, тонкие волосы, различные генетические отклонения.
— Не надо насмехаться над нами, — обрывает его священник. — На нас нет проклятия узкородственных спариваний. Наши люди уже давно нашли способы бороться с подобными дефектами. У нас такие же крепкие организмы, как и у любой другой расы.
— Давайте вернемся к бизнесу создания людей, — бормочет Райми. — Я хочу знать, что они утаили от Дорака.
Священник снова начинает переводить Койю:
— Процесс создания человека требует мужчину и женщину. Наши ватаны традиционно выполняли функции отца. Наши священники могли бы перенять эту роль, но мы выбрали членов сообществ, которыми правили, частично, чтобы усилить связи между нами, но главным образом чтобы предотвратить внутренний конфликт: виллак, который обладает властью ватана, может представлять собой угрозу. Фердинанд Дорак был последним ватаном. После твоего рождения, — Койя указывает на Райми, — мы оставили эту практику. Этот мир изменился быстрее, чем наши праотцы могли себе представить. Нам требовался представитель нового потомства. Поэтому мы поставили задачу перед ватаном создать бессмертного человека, наделенного властью…
