— Согласен, — говорит виллак, — а ты в это время возглавишь отступление.
— Не я. Я буду на Петушиной площади вместе со своими людьми.
— Ты считаешь это целесообразным?
— Меня ждут войска. Предводитель Змей не должен оставлять своих солдат в такое время. Я просто загляну туда ненадолго. Не беспокойтесь, я не собираюсь попадать в руки гвардейцев. Я планирую вернуться, когда мы повернем назад, чтобы собраться вместе. У меня с Тассо кое-какие счеты.
— Очень хорошо, — говорит священник. — Мы организуем отступление.
— Сард, — бросаю я, направляясь к двери, — возьми две свои фаланги и присоединяйся ко мне. Убедись, что твои солдаты готовы к смерти. Мы хотим, чтобы это выглядело как можно более реально. Некоторым из нас действительно придется умереть.
— Мы сделаем все, что потребуется, Сапа Инка, — торжественно заявляет он и следует за мной в ночь, оставив взволнованных Кобр, чтобы те сообщили эту новость Змеям, находящимся в их подчинении.
После полуночи гвардейцы добираются до Петушиной площади. Кроме меня, Сарда и его фаланг здесь находятся около шестидесяти членов банд, чтобы встретить их. Я постарался напугать остальных — сказал им, что это был ложный маневр, что мы будем отступать и им следует разойтись. И хотя большинство прислушались к моим предостережениям, эти шестьдесят идиотов отказались отступить. Они полны решимости сдерживать гвардейцев столько, сколько возможно, и нанести им как можно больше урона. Петушиная площадь принадлежит им, и они скорее умрут, чем уступят ее. Я говорю им, что они действительно умрут, что мы отступим до того, как нас захватят гвардейцы, но их сердца жаждут славной битвы с превосходящими силами врага. Нельзя спасти тех, кто не хочет спастись.
Вид гвардейцев, маневрирующих для занятия выгодной позиции, — весьма отрезвляющее зрелище. Три из четырех отрядов сходятся вместе на площади — четвертый, вероятно, остался в резерве, — перекрывая ее со всех сторон и привнося ощущение смерти, от которой никуда не ускользнуть. Командиры размещают войска со знанием дела, отрезая все выходы.
— Мы были идиотами, когда думали, что сможем захватить этих негодяев, — говорит Сард, стоящий рядом. — Даже если бы они понесли тяжелые потери с бою с Даверном, все равно были бы нам не по зубам.
— Но не в том случае, если напасть на них по-партизански, — возражаю я. — Подобраться с флангов в темноте, приведя их в замешательство, подложить мины на дорогах и в зданиях… мы можем деморализовать их еще до того, как они нанесут удар. Это план виллаков.
Без предупреждения кто-то стреляет из базуки или чего-то столь же тяжелого. Те из нас, кто забрался на стены, рассеиваются, когда начинается обстрел. Некоторые не успевают, и крики и стоны умирающих добавляются к визгу снарядов и глухим взрывам разваливающегося кирпича.
Они обстреливают площадь пять долгих минут, разрушая баррикады и стены. Они не стреляют в центр — хотят оставить внутреннее пространство неповрежденным, чтобы использовать его, когда вышибут нас отсюда, — там мы и собираемся, около ста мужчин и женщин, ждущих, когда прекратится бомбардировка и начнется рукопашный бой.
Внезапно наступает пауза, когда войска снаружи скапливаются около новых проходов, ожидая приказа наступать. Мы спешим к заграждениям, что остались от стен, и готовимся к обороне, закладывая мины, выбирая цели, складывая около себя винтовки и пистолеты. Я ищу глазами командира гвардейцев (не для того, чтобы застрелить его, а просто любопытствуя, кем Тассо заменил Франка) и замечаю фигуру Джерри Фальстафа, командующего парадом с восхитительным хладнокровием.
Проходит минута. Две. Напряжение должно нарастать, но этого не происходит. Змеи твердо уверены, что мы ускользнем до окончания, пока другие погрузятся в кровавый финал. Оглядываясь, я вижу вокруг только бойцов, мрачно улыбающихся в предвкушении битвы, желающих, чтобы она скорее началась, и не думающих о возможной смерти.
Атака начинается без всякого предупреждения. Без труб и литавр. Только что гвардейцы стояли по стойке «смирно», а в следующее мгновение они уже несутся вперед, стреляя на бегу. Мы сдерживаем первую волну, вынуждая их остановиться и отступить, но немедленно возникает вторая волна, и они снова устремляются на нас. У нас нет другого выбора, кроме отступления, хотя несколько наиболее твердолобых остаются удерживать позиции. Они погибают через несколько секунд, но забирают с собой много врагов.
