— Дело в том, что я вообще никуда…
— Не надо объяснять, — сказал марсианин. — Я уже понял.
— Мой сын через несколько дней вылетает на Марс. Я скажу ему, чтобы навестил вас.
— Мне будет очень приятно, — ответил Джуэйн. — Я буду ждать его.
Он помялся, потом спросил:
— Ваш сын пошел по вашим стопам?
— Нет, — сказал Вебстер. — Он хочет стать конструктором. Медицина его никогда не привлекала.
— Что ж, он вправе сам выбирать себе дорогу в жизни. Но вообще — то хотелось бы…
— Конечно, хотелось бы, — согласился Вебстер. — Но тут уже все решено. Может быть, из него выйдет крупный конструктор. Космос… Он думает о звездных кораблях.
— И ведь ваш род сделал достаточно для медицинской науки. Вы, ваш отец…
— И его отец тоже, — добавил Вебстер.
— Марс в долгу перед вами за вашу книгу, — сказал Джуэйн. — Может быть, теперь станет больше желающих специализироваться по Марсу. Из марсиан не получаются хорошие врачи. У нас нет нужной традиции. Странно, как различается психология обитателей разных планет. Странно, что марсиане сами не додумались… Да-да, нам просто в голову не приходило, что болезни можно и нужно лечить. Медицину у нас заменял культ фатализма. Тогда как вы еще в древности, когда люди жили в пещерах…
— Зато вы додумались до многого, чего не было у нас, — сказал Вебстер. — И нам теперь странно, как это мы прошли мимо этих вещей. У вас есть свои таланты, есть области, в которых вы намного опередили нас. Взять хотя бы вашу специальность, философию. Вы сделали ее подлинной наукой, а у нас она была только щупом, которым действовали наугад. Вы создали стройную, упорядоченную систему, прикладную науку, действенное орудие.
Джуэйн открыл рот, помешкал, потом все-таки заговорил:
— У меня складывается одна концепция, совсем новая концепция, которая может дать поразительный результат. Она обещает стать действенным орудием не только для марсиан, но и для вас, людей. Я уже много лет работаю в этом направлении, а основой послужили кое-какие идеи, которые возникли у меня, когда земляне впервые прибыли на Марс. До сих пор я ничего не говорил, потому что не был убежден в своей правоте.
— А теперь убеждены?
— Не совсем, не окончательно. Почти убежден.
Они посидели молча, глядя на горы и озеро. Откуда — то прилетела птица и запела, сев на корявое дерево. Над гребнями вспухли темные тучи, и снежные пики стали похожи на мраморные надгробья. Алое зарево поглотило солнце и потускнело. Еще немного и костер заката догорит…
Кто-то постучался в дверь, и Вебстер весь напрягся, возвращаясь к действительности, к своему кабинету и креслу. Джуэйн исчез. Разделив с другом минуты раздумья, старый философ тихо удалился.
Снова стук в дверь.
Вебстер наклонился, щелкнул рычажком, и горы исчезли, кабинет снова стал кабинетом. За высокими окнами сгущались сумерки, в камине розовели подернутые пеплом головешки.
— Войдите, — сказал Вебстер.
Дженкинс отворил дверь.
— Обед подан, сэр, — доложил он.
— Спасибо.
Вебстер медленно поднялся на ноги.
— Ваш прибор во главе стола, сэр, — добавил Дженкинс.
— Да-да… Спасибо, Дженкинс. Большое спасибо, что напомнил.
Стоя на краю смотровой площадки, Вебстер провожал взглядом тающий в небе круг, отороченный красными вспышками, которые не могло затмить тусклое зимнее солнце.
Круг исчез, а он все стоял, сжимая пальцами перила, и глядел вверх.
Губы его зашевелились и беззвучно вымолвили: «До свидания, сынок».
Постепенно он очнулся. Заметил людей кругом, увидел теряющееся вдали летное поле с разбросанными по нему конусами космических кораблей. У одного из ангаров сновали тракторы, сгребая остатки выпавшего ночью снега.
Вебстер зябко поежился. Удивился, с чего бы это: полуденное солнце грело хорошо, — и снова поежился.
С трудом оторвавшись от перил, он двинулся к зданию космопорта. Внезапно его обуял дикий страх, нелепый, необъяснимый страх перед бетонной плоскостью смотровой площадки. Страх сковал холодом его душу и заставил ускорить шаг.
Навстречу, помахивая портфелем, шел мужчина. «Только бы не заговорил со мной», — лихорадочно подумал Вебстер.
Мужчина не сказал ни слова, даже не посмотрел на него, и Вебстер облегченно вздохнул.
