Внезапно появился Габриэль: оказывается, все остальные члены экспедиции уже сидели в машине, а я все еще стояла в очереди. Кое-как, знаками я указала ему на мой паспорт, который лежал одним из последних в пачке на столе. Габриэль пробрался к письменному столу, просмотрел все паспорта, извлек мой, а затем, ласково потрепав по щеке маленького чиновника, взял у него из рук резиновую печать и прижал к первому попавшемуся чистому листу в моем паспорте. Вернув печать, он опять потрепал по щеке маленького чиновника и, не обращая внимания на его слабые возгласы протеста, поспешно повел меня к машине.
— Вот как надо действовать здесь, мисс! Все эти люди — мои хорошие друзья, но они ужасно медлительны. Пошлите ему завтра конфет! А нам еще далеко ехать.
Некоторое время мы ехали по широкой обсаженной пальмами дороге в восточном направлении до берега Тигра. Дальше дорога пошла под уклон, внизу пенились рыжевато-бурые волны, образуя водоворот между массивными понтонами наплавного моста, что вел к старому городу. Мы спустились по каменистому склону и осторожно въехали на шаткий мост; отсюда впервые пред нами предстал во всей красе старый Багдад. Машина миновала мост и выбралась на восточный илистый берег, на котором в беспорядке лепились покосившиеся домики.
Из темной воды вставали коричневые стены — в лучах заходящего солнца они отливали золотом; там, где дома стояли в тени, они казались темно-пурпурными. Далее наш путь пересекала Новая улица — главная артерия городе, протянувшаяся с севера на юг параллельно реке. Мы свернули направо и выехали из города в юго-восточном направлении. Темнело, но я различала длинную пыльную дорогу, дома и пальмы, видневшиеся среди возделанных полей.
Набежавший ветер раскачивал покрытые пылью цветущие кусты олеандра. Потом мы ехали вдоль неогороженной плотины. Габриэль включил фары, и сгущающаяся мгла заволокла окна. По узкому высокому мосту мы пересекли реку Диялу недалеко от того места, где она впадает в Тигр.
Машина поворачивала то влево, то вправо, создавалось впечатление, будто она колесит без цели.
Вдали, на горизонте, появился крохотный, с булавочную головку, огонек.
— А вот и дом, — сказала Етти. — На башне всегда горит свет по вечерам, если машина отсутствует.
— Так мы почти приехали! — удивилась я. Казалось, мы только недавно свернули с шоссе. — А я-то думала, что поселок находится милях в сорока от Багдада.
— Не беспокойтесь, — сказал Ганс, — до этого огонька еще миль двадцать. Пока мы доберемся до него, вам перестанет казаться, что вы в окрестностях Багдада.
Ганс оказался прав. Машина по-прежнему то летела вниз, то взбиралась вверх, а огонек оставался все таким же далеким, таким же слабым.
Я продолжала думать, что мы очень далеко от Багдада и вообще на краю света, когда машина обогнула последнюю дюну и появились едва различимые контуры низкого продолговатого здания с серовато-коричневыми стенами, освещенного ярким светом из открытых дверей дома. Слуги, сторожа и несколько приехавших ранее служащих встречали нас на лестнице; оказывается, с башни давным-давно заметили фары нашей машины.
Во всеобщем замешательстве, среди смеющихся лиц, в суматохе приветствий я, к счастью, прозевала неизменный ритуал в честь возвращения начальства: в тот момент, когда Ганс переступил порог дома, в тело принесенного ему в жертву ягненка вонзился нож.
Позднее я поднялась по лестнице на длинную плоскую крышу. Посмотрев вниз, я увидела большой квадратный двор, образованный жилыми помещениями. Потом я окинула взглядом лежащую вокруг пустыню; ее необъятный простор и тишина постепенно привели меня в хорошее настроение.
На севере виднелся невысокий холм — в нем погребен город, ради которого мы приехали сюда. Пустыня была окутана мраком и сыростью.
