Впереди улица Центральная ровным проспектом достигала реки, взбиралась на мост (попутно теряя две крайние полосы) и сходила с него уже разбитой двухполосной дорожкой, сразу круто уходящей вправо и взбирающейся на обрыв. Не имевшая официального названия, дорожка эта в народе величалась Береговой кромкой.
Река текла лениво, не торопясь, проходила под мостом, морщилась только недовольно от ветра. Одинокий лодочник медленно плыл по самой ее середине.
Подняв воротники, Влад и Дивер прошли через мост, слушая, как ветер гудит в дырах бетонного сооружения. Вездесущая пыль была и здесь, носилась вдоль дорожного полотна, иногда закручиваясь в сероватые смерчики. Пылевые эти призраки возникали ниоткуда, кидались в лицо, но не долетали, рассыпались и оседали на дорогу мелкими частицами. В бесцветном небе реяла одинокая речная чайка. Лениво взмахивая крыльями, она зависла на одном месте, чуть качаясь из стороны сторону. Казалось, она отдыхает, распластавшись на гигантском невидимом куполе, который заменял собой небеса.
После моста свернули на Береговую кромку. Народа было немного, в основном дачники, легко узнаваемые по грязной и заношенной рабочей одежде. На грязной обочине притулилась машина — старая шестерка, запыленная настолько, что нельзя было опознать цвет. А на заднем ее сиденье кучей было свалено какое-то старое барахло, белая вата торчала из красной вытертой ткани, как оголенная кость среди кровавых лохмотьев. Выглядело это удручающе — начинало казаться, что в машине лежит труп.
Влад встряхнулся, непонимающе огляделся вокруг. С чего это ему лезут в голову мысли о мертвецах? Дивер искоса посмотрел на него, потом снова кинул взгляд на небо:
— Все-таки будет дождь...
Пройдя сто метров по Береговой кромке, свернули на Змейку — узенькую улочку, которая пронизывала насквозь весь Нижний город и уже там, за его границей, сливалась с региональным шоссе, по которому день и ночь снуют машины.
Дома здесь были старые, наклонившиеся фасадами вперед, а низкие края двускатных крыш придавали им насупленный вид. В огороженных со всех сторон домах играли дети. Почти у каждого дома перед окнами имелся заросший сорной травой палисадник.
Севрюк резко остановился, и Влад едва не налетел на него.
— Стой, — сказал Дивер, — слышишь?
Влад прислушался. Дети кричат, за рекой брешут собаки. Двигатель машины где-то в квартале отсюда.
— Не слышу, — сказал Владислав.
— Да ясно ж слышно! — возмутился Севрюк и махнул рукой вдоль улицы. — Это там!
Вновь напрягая слух, Сергеев покачал головой, а потом неожиданно услышал. Какие-то крики. Такое ощущение, что кричат много людей одновременно, только... очень далеко отсюда. Может быть, они находились у самого шоссе, за городом? Как галдеж поссорившихся птиц, которые гневно и сварливо делят кусок падали. Гнев, раздражение и, кажется, боль. Влад неожиданно понял, от чего может возникнуть такой крик.
— Дерутся где? — спросил Сергеев.
— Много людей. Бьются как звери, слышишь? Влад покивал, теперь он слышал звуки драки довольно ясно. Словно дерущиеся приближались. Столько криков, какая же уйма народа сошлась там в побоище?
Дивер быстрыми шагами пошел вдоль улицы, все еще наклонив голову, забавно при этом напоминая гончую. Разве что воздух не нюхал. Влад поспешил последовать за ним. Звуки драки долетали уже отчетливо.
Навстречу Владу и Диверу шагал неприметного вида человек, который кинул на Севрюка удивленный взгляд. Влад приостановился, спросил издали:
— Что там впереди, драка?
— Какая драка? — удивился неприметный.
— Ну, дерутся, слышите? Неприметный послушал, покачал головой:
— Не слышу, — после чего прошествовал дальше. Дивер в отдалении нетерпеливо махал рукой.
Когда они достигли перекрестка Змейки со Звоннической улицей, звуки побоища вдруг утихли, сменившись почти полной тишиной.
— Отвоевались... — прокомментировал Дивер таким тоном, что у Влад а мороз пошел по коже.
Впереди виднелось здание дома культуры, а Змейка там, подобно речке Мелочевке, разливалась широкой асфальтовой площадкой. Ветер гонял по ней пыль и слипшиеся обертки от мороженого.
