— А у нижнегородских? — спросил Влад.
— А у них полно, — отозвался хмурый субъект из очереди напротив, — и колонок, и даже колодцев! Да и вода вроде есть. Тут-то все с Верхнего города.
Очередь глухим гулом выразила согласие. Кто-то визгливо пытался заставить кого-то встать в очередь и не протискиваться. Сквозь проемы в тучах проглядывало солнце, а завтрашний прогноз обещал двадцатишестиградусную жару. Сергеев с досадой отметил, что взял слишком мало пустой тары.
— Во как! — крикнул Смагин и качнул ведрами, в результате чего немалая часть воды из них плеснула на землю. Физиономия их обладателя при этом выразила почти комическую огорченность. — Разлил, черт, ну, не бежать же теперь за новыми. Так что, Владик, приближается великая сушь! — Он качнул головой в сторону бешено работающей колонки и произнес по слогам: — ЗА-СУ-ХА!
— Ничего, чай — не помрем, — отозвался из очереди все тот же хмурый субъект, после чего повернулся к Владу и сказал: — А ты, друг, если не хочешь остаться без воды — ступай становись в очередь. Чую, к вечеру здесь народу только прибавится. Почитай ведь, весь Школьный микрорайон без воды остался, и часть Центра. Говорят, даже в Змеевском ее отключили, на Подорожной и Шоссейной.
— Да, поторопись! — сказал Смагин. — А я, может, еще раз сюда добегу. К вечеру. Бывай, Влад! — И, энергично кивнув в сторону Сергеева, что, должно быть, заменяло не менее энергичное рукопожатие, Виталий направился вдоль по Стачникова, бросая озабоченные взгляды на нещадно болтающиеся ведра.
Сергеев проследовал в конец очереди и там остановился, очутившись позади худого до невозможности пацана лет семнадцати и необъятных размеров тетки средних лет, которая к тому же была вооружена таких же размеров канистрой и выглядела готовой к любой, пусть даже очень затяжной, битве за живительную влагу.
— Вот наше время, — угрюмо сказал пацан, как только Влад встал в очередь, — люди теряют людской вид. Их поддерживают только бытовые удобства — вода, еда. Лиши их этого, и они становятся зверями.
— Ммм... — сказал Владислав, не зная, что ответить на подобный пассаж, потом пригляделся повнимательней к оратору и узнал его. Ну, конечно, тот самый сосед из квартиры семнадцать. Хрупкий юнец с глазами маньяка.
— Вот дискотека, — продолжил между тем тот, — яркий тому пример. Нет, там всегда было скотство и зверство, но то, что в последний раз случилось, — вовсе не лезет ни в какие рамки. Вы, понимаете, да? Люди хищны по своей натуре.
— Ну... — сказал Влад, уже досадуя, что напоролся на этого малолетнего шизофреника.
— Вы не понимаете, — сказал парень обвиняюще, — ничего не понимаете! Живете минутными интересами! Низкими, приземленными интересами!
Владислав отодвинулся в сторону, чуть ближе к тетке, бросившей на него взгляд, в котором раздражение смешалось с сочувствием. Но несовершеннолетний оратор больше не сказал ни слова и даже отвернулся от Влада, решив, видимо, что тот недостоин выслушивать его судьбоносные откровения.
Отстояв два мучительных до невозможности часа, Сергеев наполнил ведра из нещадно брызгающей по сторонам колонки и направился домой, оставляя за спиной ничуть не уменьшившуюся, а скорее выросшую в размерах очередь. В городе пахло бензином, влагой и приятным вечерним теплом.
Вопрос с водой был решен — пока решен, и Влад очень надеялся, что засуха не затянется слишком надолго.
Брат Рамена тихо ждал свою жертву в сгущающемся мраке. Одетый в неприметную одежду, бывший преданный слуга Ангелайи обретался в полукруглой арке, построенной между двумя многоэтажными домами. Здесь было тепло, разгулявшийся к темноте ветер почти не задувал в это укромное место. Еще здесь было довольно темно, и к ночи обещала установиться полная непроглядная тьма.
Жаль, что жертва пришла еще до заката.
Ворон опять говорил с братом Раменой. Говорил в жестких, властных, приказных тонах. Он еще больше оформился, и теперь сектант без труда выделял черные глянцевые перья на фоне сгустившейся темноты. И глаза. Сегодня днем Рамена специально присматривался ко всем неряшливым птицам, пытаясь обнаружить, у которой из них глаза будут также отливать красным, но таковой не нашел — птичьи глаза были бессмысленны и напоминали круглые агатовые пуговицы.
