Это были куклы — грубые подобия человека в натуральную величину, собранные из мусора. Здесь была дрянная, разорванная одежда, какие-то тряпки, битое стекло и мятая жесть. Костяные пуговицы на уродливых головах изображали глаза. Чуть ниже, там, где полагается быть рту, шла прихотливая вязь букв. На кукле, к которой наклонился Влад, было филигранно выписано — «Босх». Чуть дальше лежал «Пиночет». Не оставалось сомнений, что на полыхающем сейчас жарким пламенем чучеле неизвестные вывели «Кобольд».
— Куклы, чучела!
— Это морок. Сделали чучела и придали им подобия убитых, — сказал Дивер, — я теперь понял. Вот только как они...
— Гляньте-ка! — позвал Владислав.
Он наклонился и аккуратно двумя пальцами подцепил что-то с уродливо искривившейся шеи чучела Босха. В свете фонаря ярко блеснуло — золотая цепь, инициалы А. П. К.
— Стрый, не знаешь, кем был Босх по отчеству? — спросил Влад.
— Вроде Петрович... ну да, Петрович.
— Его вещица.
— Так и должно быть, — сказал Дивер, — чтобы оживить их, надо вручить чучелам что-нибудь из вещей покойников. Давайте-ка посмотрим!
Поворошили немилосердно воняющие гнильем куклы.
У Николая нашли старинные позолоченные часы с промятой крышкой. Влад приложил к уху, потряс, сказал:
— Не работают.
— Конечно, не работают, — тихо произнес Стрый, забирая часы и глядя на инициалы на внутренней стороне крышки. — Н. В и Е. М. Это мы. Когда нам было лет по десять, он стащил часы у старого деда, нашего с ним соседа. Этим часам, наверное, лет сто, но уже двадцать лет, как они не ходят. Николай... очень гордился этими часами. И... мы тогда друзья были — не разлей вода, вот и выцарапали на крышке свои инициалы. В знак вечной дружбы. — Он горько ухмыльнулся. — Я думал, он их продал, когда... когда начался тот морфиновый угар. Он все продал, даже мебель. А часы сохранил. Ценил. Помнил... — Стрый моргнул, а потом вдруг резко вскинул голову: — А эти взяли их!! Чтобы начинить ими куклу! Твари! Твари!!!
— Тихо, Стрый, — Дивер встряхнул Малахова за плечо. — Отомстишь, успеешь...
Стрый только головой качнул и сунул часы во внутренний карман, поближе к сердцу.
А через пять минут стало понятно, отчего так воняет догорающее чучело Кобольда. Среди ветхой ткани горел еще пластиковый пакетик с димедролом — капсулы шипели и плавились, распространяя вокруг смрад.
— Вот что у тебя самое дорогое, — мрачно сказал Стрый, — вот что у тебя было за душой, Кобольд. Горстка таблеток — единственно, что ты любил. Шакал! — внезапно свистяще выговорил он и сильно пнул чадящее чучело. То поднялось в воздух и глухо ударило о противоположную стену. Пакет с димедролом выпал и остался дотлевать на бетоне.
— Вот так бывает... — сказал Владислав. — Аж сердце захолонуло, как их увидел. Всегда мертвяков да духов боялся.
— Успокойся, Владик, — произнес Дивер, — это, наверное, капкан был. Тот, про который Никита рассказывал.
Ножи тоже были настоящими — каждое мертвое чучело имело при себе лезвие, покрытое рунами.
— Могли убить? — спросил Дивер у замершего в дверях Никиты.
Трифонов медленно кивнул:
— Дальше будет страшнее.
— А нам не привыкать, — бодро сказал Дивер. Шок его уже оставил. — Дальше идем.
— А этот где? — спросил Владислав. — Сектант?
— Рамена? — Стрый еще раз легонько пнул подделку под Кобольда. — Его, как видишь, нет.
— Ну, ты жив, Стрый, ты с нами. А он...
Дивер стоял у противоположной двери, ведущей в катакомбы, махал рукой. Победа подняла его настроение — Севрюк так и рвался в бой.
— Все равно мы никогда не узнаем, — мрачно сказал Евгений Малахов и зашагал к Диверу.
Влад остался, глядя на разбросанные, издырявленные куклы.
— Столько загадок... — прошептал Влад и пошел к дверям.
— Они были здесь, — четко сказал Хоноров, стоило Сергееву подойти, — ты почувствовал?
— Да, Евлампий, почувствовал. Они меня чуть не убили.
Влад сжал зубы и потащил Хонорова за собой в темноту подземелья.
Широкий коридор уходил куда-то во тьму. Вытертый до полного обесцвечивания линолеум на полу, лампы в жестяных абажурах через каждые пять метров, стальные двери по обеим сторонам. Здесь было теплее, чем на поверхности, — стены плакали прозрачной холодной влагой, и она прокладывала дорожки в бугристом бетоне.
