— Что?! — выдохнул Мартиков, но тут Евлампий шагнул вперед, наткнулся на стену и загремел на пол. Белоспицын поспешно подскочил к нему, поддерживая под локоть, помог подняться.
— Он успокоился? — спросил кто-то из стоящих с сомнением.
— Что произошло? — спросил Павел Константинович, и очнувшаяся память услужливо подкинула ему воспоминание: он один в пустой, освещенный чарующим лунным светом комнате, а из соседней пахнет духом человеческих тел — сонная беззащитная добыча. Куски мяса.
— Он больше не будет? — направив лицо к луне, вопросил Хоноров. — Скажите, чтобы он перестал. Я же не вижу...
— Угомоните его кто-нибудь! — нервно сказал Владислав. — В два часа ночи такой бедлам! А ты, Мартиков, сейчас в себе?
— В себе...
— Что с ним делать? — вопросил Дивер. — Это уже... да, это третий уже случай. Он нас сожрет когда-нибудь.
— Что я сделал?!
— Успокойся, — сказал Мельников, — порычал и немного погонялся за Хоноровым... чуть не догнал...
Они переглянулись. Сейчас в них совесть боролась с инстинктом самосохранения. Все-таки жить вместе с Мартиковым — все равно что содержать в домашней квартире любовно выращенного тигра.
Мартиков и сам понимал это, понимал, отчего на него бросают косые настороженные взгляды, когда время начинает клониться к вечеру, а луна все прибывает и прибывает, медленно полнея на один бок.
Никита Трифонов, у которого сна не было ни в одном глазу, протиснулся сквозь плотный строй взрослых и подошел к Павлу Константиновичу. Осторожно коснулся длинной звериной шерсти.
— Волчок... — тихо сказал он, — но ему скучно одному...
— Уберите этого юного прорицателя! — взорвался Дивер. — С глаз моих долой. Ночь же, черт!
Трифонова увели, а ночью так никто и не спал, зато наутро Влад выдал безумную идею, отдающую суевериями и просто безумием, но в нынешней обстановке смахивающую на вполне действенную. Мартиков увидел собаку, там, возле реки, и его лицо переменилось, явив на свет сразу обе полярные сущности. И та, звериная, дикоглазая, потянулась к собрату по виду. Да, правильно — это ведь не собака была, а волк — один из тех, что сбежал когда-то из зверинца.
— Может быть, волчья половина хочет быть с кем-то еще, кроме нашего собрата по несчастью? — спросил Влад.
— Только волка придется удержать, — сказал Белоспицын.
— И он что, потянется к ним и выйдет из нашего мохнача? — притопнул ногой Севрюк. — Это безумие!
— Как раз достаточно безумное, чтобы стать истиной, — произнес Влад и поставил в дискуссии точку.
Днем искали волков. Затея эта была бы обречена на очевидную неудачу, если бы не Никита Трифонов. Ведомый непонятным чутьем, он твердо заявил, что зверей можно найти подле завода, с территории которого они иногда выходят в город.
— Опять завод, — удивился Сергеев, — везде он, этот завод!
— Просто там вход, — доверительно сказал ему Трифонов, но наотрез отказался объяснять куда, только скривился болезненно да пустил слезу из края глаза.
Отправились на завод и целый день прокараулили с рыболовной сетью в руках, которую стащили с лодочной станции. К вечеру начали угрюмо переругиваться, потому что волки не шли. Мартиков мечтательно засматривался на всходящую луну, и пришлось его одернуть, а после и вовсе под конвоем отправить домой.
Один раз мимо ворот пронеслись курьеры, сигналя во всю мочь, а потом из ворот выскочили две тени: почти одинаковые, серые в вечерних сумерках, одна чуть меньше другой. Блеснул на свету зеленый диковатый глаз, и тут очнувшиеся от навалившейся в результате долгого ожидания сонливости ловцы накинули сверху сеть.
Волки сопротивлялись, они били лапами, вопили, визжали, как десять разъяренных фурий, клацали клыками и пускали белую пену. Они узнали, что такое свобода, и не собирались так просто от нее отказываться. И спеленатых, как новорожденных младенцев, животных осторожно и с опаской дотащили до улицы Школьной, а от нее непосредственно до городской средней школы, которая ныне, как и два частных элитных колледжа в Верхнем городе, прекратила свое существование, вместе с последним жаждущим знаний школяром. Запыленная и заброшенная спортивная площадка должна была служить полигоном для новоявленных магических испытаний, в которые не верил даже Дивер-Севрюк.
