— А ты что? — спросил Влад, на которого взвалили тяжкую обязанность мозгового центра.
— Ну, я им подкинул. У меня в загашнике кое-что было. Кроме того, орлы эти ихние, из охраны, налетели на ближнюю военную часть. Говорят, нет там никого. Набрали сухпаек армейский да пошли. И я у них часть скупил. Так что не помрем.
И вправду, не померли, и даже несъедобный для всех, кроме Васька, сухпаек еще не употребили, оставив его в качестве НЗ.
Еще два дня спустя после первой результативной разведки наконец-то обнаружили вероятное место гнездования черной иномарки. Как и предполагалось, чаще всего «сааб» ошивался подле заброшенного завода и регулярно бывал внутри периметра.
Никто и не удивился, узнав, что там он трется в основном за стенами древнего монастыря. Здесь, склонный к показному мистицизму, Влад процитировал строки одного автора из жанра «horror» насчет мест, которым свойственно притягивать к себе всякое зло, после чего их посиделки стали напоминать полуночный разговор детишек младшей группы в пионерлагере.
В пустеющем городе с пугающей быстротой развивалась новая система терминов, которой пользовались абсолютно все, независимо от уровня образования и социальных различий и понимали друг друга с полуслова. Самым модным словечком стал пресловутый «Исход», у которого имелось сразу несколько значений. Эдакий совмещенный в одном слове апокалипсис, судьба и рок. Под ним подразумевалась как недалекая всеобщая гибель, так и банальная бытовая смерть. Теперь говорили не умер — Изошел.
Счастливых людей, идущих прочь с тяжелой поклажей, называли беженцами, хотя некоторые острые на язык горожане дали им кличку «чумные», которая вполне соответствовала действительности — народ шарахался от этих переселенцев, как от пораженных черным мором. Синонимом богатства, солидности и вообще «крутизны» стало словечко «курьер», и виноваты в этом были сами курьеры, которые с посланиями от своих богатых, держащихся тесной группкой со слугами и охраной господ катались из одного конца города в другой. Простой народ, борющийся за выживание, глядел на их дорогие машины и делал соответствующие выводы. Выражение «живешь, как курьер» стало синонимом красивой жизни.
Еще через два дня стало ясно, что визиты «сааба» отличаются регулярностью. Очередная разведка группой из трех человек — Мельников, Дивер, Степан — выявила еще кое-что. А именно: вероятное место прибытия «чумных». Они шли на территорию завода и никогда не возвращались. Как раз во время этого похода группу чуть не застукали. Сначала из-за ворот выбежал человек, одетый в простую домотканую рубаху. Рот его был разинут в немом крике, глаза вытаращены — и разум в них не угадывался. Не успел беглец добежать до ближайшего перекрестка, как несколько метких выстрелов отправили его в Исход. Стреляли с территории завода, а после появились и сами стрелки — несколько вооруженных людей, облаченных в подобие грубых свитеров без рукавов. Двое из пришедших подхватили беженца за ноги и потащили обратно на завод. А третий повернулся и стал внимательно оглядывать тонущую в дождливых сумерках улицу. Казалось, он углядел замершую в густой тени группу, но в этот момент с воем подкатил черный «сааб», и стрелок поспешно удалился внутрь периметра, пару раз панически обернувшись на демоническое авто. Больше за ворота никто не выбегал, так что беглеца во власянице можно было считать исключением.
А вот «чумные» все шли. Еще через день стала сама собой напрашиваться мысль, что они все идут туда, все до единого, а значит — за исключением первой волны эмиграции, тех, что прорвались через кордоны еще до закрытия города, — ни единый из его многочисленных жителей не покинул поселение. От догадки становилось не по себе, и разум не мог представить, куда на заводе можно упрятать по меньшей мере двадцать тысяч человек. Мысль о горе мертвых тел за внутренним периметром приходила незваной и уходить не собиралась.
В середине сентября Дивер сказал, что ждать не имеет смысла. Возможно, его подвигнула на действие весть об исчезновении того самого магазина с его охраной, разведчиками, бытовыми службами и лидерами.
