Внизу грохнула дверь подъезда, и кто-то стал не торопясь подниматься наверх. Охранник и Кобольд все еще спорили. Посетитель ступал все ближе и ближе — сюда. Стрый махнул рукой в сторону верхней площадки и без лишнего шума пошел по ступеням. Николай последовал за ним. Особо не шуметь можно было не стараться, визгливая ссора разносилась по всему подъезду. В двери напротив Кобольдовой квартиры отчетливо щелкнул замок и моргнул свет в глазке — хозяева следили за дармовым спектаклем.
Топанье смолкло, и пришедший остановился возле открытой двери. Он переминался с ноги на ногу, слушая, как собачатся Кобольд с Мохначом, потом, тяжело вздохнув, все же переступил порог квартиры. Выглянувший из-за перил Пиночет успел увидеть только вытертую кожаную куртку, из-под которой выглядывал лоскут малиновой материи.
«Ого, да они даже не скрываются!» — подумалось Николаю.
Все в городе знали этот цвет, и знали, что представляют собой форменные балахоны членов секты Просвященного Ангелайи. Малиновый, почти бордовый — цвет войны, и его носили послушники рангом не ниже адептов, которых посылали на самые ответственные операции. Бордовая сутана была последней, что видели в своей жизни те несчастные, которые не угодили Просвященному Гуру.
Сектант прошагал внутрь квартиры, и при его появлении спорщики тут же замолкли, и в подъезде возникла гулкая тишина, которую вскоре разорвало неясное, но определенно непечатное выражение пришедшего, в котором удивление мешалось с раздражением и явно слышался вопрос.
Кобольд визгливо запричитал, уговаривая страшного гостя войти в его положение, потому что он, Кобольд, всего лишь мелкий служащий, и не его вина в том, что это чудовище явилось не вовремя и все чего-то требует, но оно будет вести себя тихо и, разумеется, даст провести встречу и потом никому не расскажет, потому что ему все до лампочки, оно и разговаривать почти не умеет.
— Да ты хоть понимаешь, что на себя берешь? — спросил адепт, зашуршала ткань, отчетливо щелкнула сталь. — Сегодня будет не просто встреча, ты, тупой анацефал!
Глухо бухнуло — кажется, Кобольд рухнул на колени. Плаксивые нотки в его голосе были готовы уступить место истерике.
— Молчать... — шипел сектант, — шлепнул бы этого Мохнача, да ходок кровь увидит и уйдет! А все из-за тебя, мертвечина ходячая.
Нет, Кобольд не ходячая мертвечина, он смиренный пленник обстоятельств, которые к тому же измываются над ним, как хотят.
— Ты! — это уже к охраннику. — Кончай там рыться, иди в угол и чтоб не звука. Сорвете мероприятие — обоим не жить. Убивать буду медленно во славу гуру, блаженного небожителя. Ты понял?!
Охранник что-то рыкнул, впрочем — вполне миролюбиво, и адепт расценил это как согласие. Повисла напряженная тишина, про раскрытую дверь так никто не вспомнил.
— Вставай! — на приглушенных злобных тонах молвил Ангелайев послушник. — Встань, тварь!
Кобольд вскочил. Внизу, в подъезде, хлопнула дверь. Где-то снаружи бормотал автомобильный двигатель. По ступеням затопали быстрые шаги. Еще один. Николай уже не сомневался, что тоже сюда.
— Что-то будет, — шепнул он Стрыю.
Стрый изобразил пальцами идущего человечка, намекал на то, что, возможно, стоит отсюда уйти. Пиночет мотнул головой, его разбирал интерес.
Плотный, неприятного вида тип бодро вбежал по ступенькам и так же заторможенно замер у распахнутой двери.
— Это че?! — вопросил он, но тут на пороге появился Кобольд и, чуть ли не расстилаясь перед ним по полу, пригласил в комнату. Николай стал медленно спускаться вниз по ступеням и поспел как раз вовремя, когда мелкий торгаш прикрывал дверь. Аккуратно подставленная на край порожка нога — и вот дверь прикрылась, а замок не щелкнул. Детские игры для того, кому не раз и не два приходилось обчищать чужие квартиры, чтобы наскрести денег на очередной улет.
Поманил Стрыя, а потом медленно приоткрыл дверь. В появившуюся щель видно было немного, но зато поле зрения охватывало самый центр большой комнаты, сейчас залитой сероватым дневным светом. На лестнице же царила полутьма, так что находившиеся в светлой квартире не видели, что дверь их открыта.
