И она вздрогнула, когда ветер донес звук выстрела. Залп — а после этого секундную тишину нарушил истерический собачий лай. Какая-то псина дико визжала, как визжат только смертельно раненные. Грохнуло еще раз, раскатисто, гулко — не меньше десяти стволов. Волк слушал, склонив лобастую голову на бок. Слабый ветерок пролетел вдоль улицы, кружа за собой мертвые ломкие листья, принес резкий запах пороха, адреналина и отчетливый медный — крови. От этого духа волк оскалил клыки и зарычал. Примитивное его звериное сознание медленно решало — бежать или остаться.
Не успели серые свернуть на Покаянную и пройти вдоль нее метров сто вниз к речке, как совсем рядом, на параллельной улице, грянул залп. Так рядом и так громко, что у волков вздыбилась шерсть, а клыки обнажились в беззвучном оскале.
На перекресток выскочило две собаки, такие облезлые и запаршивевшие, что казались совершенно одинаковыми. Псы неслись во весь опор, хвосты поджаты, с клыков капает пена. Громыхнуло еще раз, потом раздались частые одиночные выстрелы. Псы перекувырнулись через головы и грянулись на асфальт, где и застыли неподвижно. Кровь широким веером окропила дорожное покрытие.
Возле псов появились люди. Фонари в их руках испускали яркий белый свет, лучи хищно шарили по темным углам. Секунда — и один луч упал на замерших волков.
— Э!!! — крикнул кто-то из охотников. — Тут еще псы! Двое! — И без паузы вскинул к плечу дробовик.
Громыхнуло. Асфальт перед волками вздыбился и плюнул в небо острой крошкой. Звери кинулись прочь. В окнах домов затеплился свет — слабенький — от керосинок или свечей. С грохотом отворилось окно. Сварливый женский голос крикнул на всю улицу:
— Что творите? В кого стреляете, а?!
На его фоне еще один голос причитал слезливо:
— Мама! Мама, ну отойди от окна! Какое нам дело, кто в кого стреляет!
— Да собак мы стреляем! — завопил один из охотников. — Не в людей! Уйдите от окна!
— Семеныч! — крикнул кто-то позади. — Они на Граненую свернули, там еще десяток!!
— Окружай по Моложской, а то к реке прорвутся!!!
— Да вот еще! Вот! — выстрел, еще один, потом очередь из АК, гулкая и раскатистая. — Трех завалили, один ушел!
Волки неслись, не чуя лап, косились вправо — там в проемах между домами мелькал свет, а на его фоне силуэты вооруженных людей. На очередном перекрестке чуть не попались — там выстроилась редкая цепь из десяти человек. Едва завидев две серые молнии, что несутся через улицу, они тут же открыли огонь. Пули пробороздили асфальт, звонко грохнула неработающая лампа в фонаре. Зазвенело стекло.
— Ушли!
— Стекло зря разбили, может, там жил кто?
— Да плевать, все равно не спросят. В темноте лиц не разглядеть.
Тут и там шли охотники, рассредоточивались по районам мелкими группами, грамотно окружали мечущихся псов и безжалостно их отстреливали. Трупы не собирал никто — их было слишком много, и грязную эту работу оставили на завтра, так что с утра горожане могли полюбоваться на истерзанные туши своих хвостатых мучителей, лежащих почти на всех главных перекрестках города. От некоторых животных осталось немного — стреляли из охотничьих ружей, в том числе и из таких калибров, с какими ходят разве что на медведей.
В городе гремело почти без перерыва, иногда залпами, иногда очередями, но чаще одиночными — сухо, трескуче. Обыватели высовывали любопытные головы в окно, силясь разглядеть хоть что-то в мельтешении света и гротескных теней, но когда громыхать начинало совсем рядом с ними, поспешно убирали ценное свое достояние из проема окна.
Чуть не расстреляли банду мелких воришек, что под шумок обчищали квартиру на первом этаже старой хрущобы. Вылезая через разбитое окно и ориентируясь в полной почти тьме, они привлекли внимание охотников. На предупредительные крики воры, естественно, не ответили и только ускорили эвакуацию из ограбленной квартиры. Тут по ним и открыли огонь. Пули выщипывали кирпич вокруг окна, растрескались деревянные рамы, а один из грабителей получил свинцовый клевок ниже поясницы и заорал. Увидев группы вооруженных людей справа и слева от себя, воры побросали награбленное (среди которого был модерновый телевизор, звучно разбившийся при падении) и поспешили сдаться на милость пленителей. Грабителей под конвоем отправили в милицию, где они и просидели до утра в абсолютно пустом темном помещении, так что часа через четыре уже были готовы завыть, как хвостатые жертвы ночной бойни.
