Незнакомца звали Робин МакКларенс. Ему было пятьдесят три, хотя по виду, больше шестидесяти. От рыжих волос карминовым огнем горящих на фотографии не осталось и следа. Его братья умерли, а сам он долгое время жил заграницей. Он приехал в город полгода назад с целью написать историю своего детства, но так как всегда был никудышным писателем, решил нанять для этой цели профессионала.
— Мы попали в интернат, когда мне было семь, моему брату Джеффри одиннадцать, а Майклу девять. Это был первый заезд, и никто тогда еще не подозревал, во что это может вылиться.
Джастин достал свой блокнот с желтоватыми листами и открыл чистую страницу. Он нетерпеливо теребил карандаш в руках, выжидательно смотря на рассказчика.
— Мы попали в интернат после смерти родителей и раз уж тогда все детские дома в округе были переполнены, то оставался один вариант: новый интернат для детей от семи до восемнадцати, «Обитель Рая». Конечно, от него ждали сверхъестественного: лучших условий, новейших методик воспитания, прекрасных преподавателей. Но вскоре выяснилось, что правительство с большим энтузиазмом финансирует войну, чем образование, а в интернат стали посылать самых трудных подростков с надеждой на перевоспитание. Так что вся прекрасная идея была загублена на корню.
Робин отпил небольшой глоток кофе и посмотрел на Джастина. Тот невыразительно наблюдал за собеседником, лишь жестом предлагая продолжить.
— Честер сказал мне, что Вы лучший в своем деле. — Заметил Робин с сомнением.
— Ну, раз редактор сказал. — Саркастично ответил Джастин. — Продолжайте, пожалуйста.
МакКларенс допил одним глотком кофе и подозвал официанта повторить.
— Поймите, я не хочу, чтобы моя история показалась пересказом обывателя концлагеря. Это не было лагерем для пленных, это был воспитательный дом.
— Но в этом, видимо, и все дело. — Заметил Джастин.
Мужчина несмело посмотрел на него и кивнул.
— Вы начинаете понимать. Сначала-то все было нормально, во всяком случае, не хуже, чем в других подобных заведениях: строгий режим, который пытались нарушить при любом удобном случае; несправедливые наказания; экономия на всем, от одежды до обедов; разборки и конкуренция между разными подростковыми группами. Единственной глупостью тогда было только разделение на возрастные категории: мы с братьями оказались в разных бараках и нам, под страхом тягчайшего наказания, было запрещено общаться.
Кажется, что последнее заинтересовало Джастина. Он впервые за разговор внимательно посмотрел на мужчину напротив.
— Почему? — Спросил он.
Робин пожал плечами.
— Никто так толком и не знал. Все объяснялось пагубным воздействием старшего поколения на неполовозрелых младших товарищей, а также распространением инфантилизма при общении с младшими ребятами.
Джастин повел плечами, удивляясь изобретательности ума бюрократов, которые могли муху превратить в корову и доказать всем, что она с самого начала была таковой.
— Конечно, мы нарушали этот запрет, но каждый раз попадались. Я много раз отсидел в изоляторе только потому, что проводил время с братьями.
— В изоляторе? — Переспросил Джастин.
Мужчина усмехнулся.
— Странно, не так ли? Кажется, что я полжизни в тюрьме провел. Но там действительно был изолятор: особая камера без окон, сырая и холодная, как задница моржа, которая предназначалась для особенно непокорных. На самом деле, система наказаний в Обители настолько проста и в тоже время настолько изощренна, что китайская империя бы позавидовала.
Джастин прокашлялся. Он сделал большой глоток виски и снова закашлял.
— Наверное, Вам неприятно это слышать, но это лишь начало.
— Нет, нет, — тут же перебил его журналист, — просто это непривычно. Я не думал, что демократия докатится до такого.
Мужчина усмехнулся наивности молодого собеседника.
— Это всего лишь слова. Демократия, как Вы изволили выразиться, умерла, еще не родившись. Народ безмолвствует.
— Давайте не будем становиться политиканами. — Предложил Джастин. — Ваша история?
— Да, конечно. — Кивнул Робин. — Со временем мы привыкли к здешним порядкам, даже пытались с ними бороться, но всякое сопротивление жестоко подавлялось. Мой брат Джеффри погиб во время одного из таких столкновений.
