– Он читает эти книги, потому что у него есть разрешение, – строго отвечает Джиндаш. – Разрешение Министерства иностранных дел. Профессор находится здесь с дипломатическим визитом в качестве посланника, если хотите. И какое все это имеет отношение к судебному…
– Думаете, выиграли войну и можете делать все, что хотите?! Так нет же! – выкрикивает Ярославцев. – Мы проиграли, да, но вы не смеете лишать нас нашего наследия! Руки прочь от наших культурных ценностей!
– Задай им жару, Василий! – выкрикивает кто-то из задних рядов.
Мулагеш хватается за свой молоток и колотит по столу. В зале мгновенно воцаряется тишина.
– Господин Ярославцев, могу ли я считать, что вы закончили приводить опровержения доводов обвинения? – устало спрашивает она.
– Я… я считаю этот суд незаконным! – хрипло выкрикивает тот.
– Принято к сведению. Главный дипломат Труни, каков будет ваш вердикт?
– О-о-о, виновен, – усмехается Труни. – Очень и очень виновен, просто до невозможности виновен.
Все взгляды в зале устремляются на Мулагеш. Ярославцев горько качает головой, губы беззвучно шепчут: нет, нет, нет…
Перекурить бы.
– Господин Ярославцев, – четко произносит она. – Если бы вы отказались оспаривать предъявленное вам обвинение, вам был бы назначен существенно меньший штраф. Однако, несмотря на рекомендацию суда и – заметьте! – данный лично мною совет, вы потребовали публичного рассмотрения дела. Полагаю, вы понимаете, что в данном деле обвинение предъявило исчерпывающие доказательства вашей виновности. Как правильно отметил прокурор Джиндаш, мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать историю. Мы имеем дело с последствиями исторических событий прошлого, и не нам их менять. Поэтому я с глубочайшим сожалением вынуждена…
Гулко бухает входная дверь. К ней одновременно поворачиваются семьдесят два человека.
На пороге стоит маленький сайпурец. Видно, что ему очень не по себе. И еще он очень встревожен. Мулагеш знает его: Питри как-то там, из посольства, мелкая сошка у Труни на побегушках.
Питри сглатывает и жалобно семенит через весь зал к расположившимся в креслах судьям.
– И что? – сердито говорит Мулагеш. – Вы в курсе, что прервали заседание суда? Надеюсь, у вас уважительная причина!
Питри протягивает руку. В руке у него записка. Мулагеш берет ее, разворачивает и читает:
«ТЕЛО ЕФРЕМА ПАНЪЮЯ НАЙДЕНО В ЕГО КАБИНЕТЕ В МИРГРАДСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ. ПОХОЖЕ, ЕГО УБИЛИ».
Мулагеш поднимает глаза и смотрит в зал. Зал смотрит на нее.
Пора заканчивать с этим фарсом. Теперь всем точно будет не до дурацких судебных заседаний…
Она откашливается:
– Господин Ярославцев… В свете только что случившегося я вынуждена пересмотреть отношение к вашему делу.
Джиндаш и Труни одновременно восклицают:
– Что такое?
Ярославцев хмурится:
– Что такое?
– Можете ли вы сказать, господин Ярославцев, что извлекли должный урок из случившегося? – четко выговаривает Мулагеш.
В зал осторожно просачиваются два континентца. Они проталкиваются к стоящим в толпе знакомым, шепчут на ухо. Вскоре весь зал оживленно переговаривается.
– … убит?.. – громко переспрашивает кто-то.
– У-урок?.. – повторяет Ярославцев.
– Я спрошу без обиняков, господин Ярославцев, – ровно говорит Мулагеш. – Вы ведь не дурак, правда? Вы ведь больше не будете вешать над лавкой божественную сигилу, чтобы привлечь покупателей?
– Что вы делаете? – шипит Джиндаш.
Мулагеш отдает ему записку. Джиндаш пробегает ее глазами и заметно бледнеет.
– О нет… Во имя всех морей, нет…
– …забили до смерти! – громко сообщает кто-то в зале.
Весь Мирград уже в курсе. Естественно.
– Я… нет, – выходит из оцепенения Ярославцев. – Я… конечно… нет, я не буду, что вы?
Записку читает Труни, ахает и в ужасе оборачивается к пустому креслу доктора Панъюя, словно ожидая увидеть там труп безвременно почившего профессора.
– Я удовлетворена вашим ответом, – громко произносит Мулагеш и стучит молотком. – В таком случае как председатель суда я объявляю высказанное достопочтенным Главным дипломатом Труни мнение несущественным и закрываю ваше дело. Вы можете покинуть зал.
– Да? Правда могу? – изумленно переспрашивает Ярославцев.
