Матросы каджа не видели Мига: они рассказывают только о страшном шторме, который не давал им высадиться два дня и три ночи. Они считали, что буря вызвана Божествами ради защиты их земель, и не повернули назад только благодаря решимости каджа. Они и не подозревали, что всего в несколько милях от них происходит катастрофа вселенского масштаба.
Целые страны исчезли с лица земли. На месте улиц зияли провалы. Храмы обратились в пепел. Звезды пропали с небосклона. Небо закрыли тучи, и климат Континента необратимо изменился: некогда солнечные, изобилующие песками сухие земли обратились в неприветливо холодные, влажные и вечно пасмурные – прямо как земли дрейлингов на севере. Здания божественной природы схлопнулись в одиноко стоящие камни, и их обитателей, похоже, постигла страшная участь. А Мирград, город священный по преимуществу, над которым Таалаврас неустанно трудился более всего, в один страшный миг уменьшился в диаметре на мили и мили, и так самая природа города едва ли не уничтожилась, а сотни тысяч жителей – если не больше, причем настолько больше, что даже подумать о таком страшно, – перестали существовать. Сам Престол мира, храм и зал собраний Божеств, полностью исчез, осталась лишь его колокольня – и та уменьшилась в размере, так что теперь в ней всего несколько ярусов.
Словом, целый образ жизни – вместе со своей историей и знанием о себе – погиб в один миг.
Д. Ефрем Панъюй. К вопросу об утраченной истории. 1682 г.
Едва процарапанные карандашом буквы сливаются в скудном свете ламп. Шара недовольно цокает языком, зажигает еще одну лампу, садится за стол и снова пытается прочитать написанное. Проклятый город, насколько же они тут отсталые, что даже в посольстве нельзя добиться нормального напора газа в лампах?
Она переписала зашифрованную записку профессора на несколько листов бумаги, пытаясь выжать из перекрученных букв правду, – с тем же успехом можно было стараться выжать воду из камня. Рядом с документами остывала чашка нуньянского чая (Шара решила сделать перерыв с сирланом – если она продолжит его потреблять в таких же количествах, запасов посольства хватит едва ли на неделю). Она так низко склоняется над документами, что тепло ламп обжигает лицо.
Судя по расстановке букв, это все-таки адрес. Она уже разобралась с частью шифра, однако это, скорее всего, даже не шифр в обычном смысле слова: скорее, послание просто записано буквами нескольких наугад выбранных алфавитов. Вот это, похоже, согласные, их верхняя часть – из гешати, мертвого языка Западного Сайпура. Над нижней половиной пришлось покорпеть пару часов, но она все-таки разгадала их: это, судя по всему, чотокан – невероятно редкий и практически неизвестный (поскольку никому не понятный) язык, на котором говорят в горах к востоку от дрейлингских республик.
Осталось разобраться с гласными.
А потом с цифрами.
Ох уж эти цифры…
Теперь она уже не так сильно восхищается профессором. «Что ж ты делаешь, Панъюй, старый ты хитрющий лис…»
Шара отставляет в сторону чашку и откидывается в кресле. Очень хочется верить, что она никак не может разобраться с запиской просто потому, что шифр сложный. На самом же деле она не желает себе признаться в том, что просто не может сосредоточиться. И думает о другом.
«Он здесь. Здесь, в городе. В этом же городе. Возможно, всего в нескольких кварталах отсюда. И как я упустила это из виду? Разве можно быть такой дурой…»
* * *
Все это началось – как и многие другие Шарины дела и занятия длиною в жизнь – с игры.
Первый день триместра в академии Фадури в Галадеше – всегда очень напряженный. Юные дарования изо всех округов и со всех островов Сайпура обнаружили, что просторные коридоры и аудитории Фадури заполнены такими же юными дарованиями. И быстро поняли, что, несмотря на внушаемое с детства «ты – особенный и не такой, как все», здесь они могут оказаться вовсе не такими уж особенными. Это дома все они гении, а тут – тут нужно из кожи вон вылезти, чтобы доказать, что ты лучший. Потому что доказывать это придется лучшим из лучших.
Чтобы разрядить обстановку, школа в выходные перед началом занятий традиционно устраивала соревнования по батлану. Затея снискала такую популярность, что родители изо всех сил натаскивали детей перед приездом – видимо, руководствуясь ошибочным представлением, что высокое место в турнирной таблице гарантирует их чаду хорошие оценки и обеспеченное будущее.