Заслышав скрип лебедки и лязг бегущей через блоки цепи, Клайд снова убавлял свет. К нему поднималась Джоунни, а он не хотел, ненароком заглянув девушке в глаза, узнать, о чем она думает и какова она на самом деле. Уже несколько раз Клайд описывал ей причины и симптомы своей необычной болезни, и Джоунни согласно кивала; казалось, она и в самом деле все понимает, однако это не мешало молодой женщине считать себя чем-то вроде проходного этапа, необходимого Клайду, чтобы поскорее вписаться в городское сообщество. Несколько раз Джоунни спрашивала, не потому ли он гасит свет, что она недостаточно хороша для него, и хотя Клайд совершенно искренне пытался убедить девушку, что с ней все в порядке, это не помогало. Джоунни становилась отстраненной и печальной, и не без горечи возражала, что она, мол, знает — их роман ненадолго. Пройдет время, и каждый из них найдет себе другого партнера, с которым будет по-настоящему счастлив, и так будет даже лучше, ведь когда неизбежное случится, они сумеют остаться друзьями, ибо были честны друг с другом и не омрачили своих отношений унизительной ложью. Ну а пока этого не произошло, добавляла Джоунни, почему бы им не доставить друг другу удовольствие?..
Клайду даже не требовалось включать свет, чтобы понять: их отношения, подорванные заниженной самооценкой Джоунни, действительно обречены. Это знание, в свою очередь, вызывало в нем резкий протест против предопределенности, коренящейся в чрезмерной приверженности Джоунни глупым стереотипам, и он пытался хоть немного развеселить ее, рассказывая о своей жизни «наверху» (между собой жители Хэллоуина часто называли всю остальную Америку «верхними территориями» или «республикой») или изображая кота миссис Кмиц.
В полу рядом с его кроватью был люк, который когда-то вел на нижний этаж, но сейчас проход перекрывала плексигласовая панель двухдюймовой толщины. Прочная пластиковая облицовка предназначалась для защиты единственного обитателя нижней комнаты — Принца Шалимара, который походил на мохнатый белый шар с четырьмя лапами и сонной мордой. Когда Клайд впервые поднял люк, кот до того перепугался, что принялся метаться по комнате и бросаться на дверь, но со временем он привык к тому, что верхний жилец и его гостья смотрят на него сверху, и никак на них не реагировал.
Сама комната, превращенная в пластиковый сейф, представляла собой настоящий кошачий рай — она была битком набита домиками-лабиринтами, обвитыми пенькой столбиками для лазанья, когтеточками, искусственными мышами, мячиками, шариками и подвесными игрушками из перьев. Изредка Принц наподдавал одну из них лапой или вцеплялся зубами в тряпичную мышь, однако большую часть времени он спал в плетеной корзинке, стоявшей возле лотка с наполнителем.
— Это не кот, — сказала Джоунни однажды вечером, когда после бурных ласк они, по обыкновению, разглядывали Принца, храпящего на подушке в своей корзинке. — Это какой-то мутант!..
— Ты не поверишь, — заявил Клайд, — но миссис Кмиц сама ставит ему клизмы.
— Ты шутишь! — убежденно возразила Джоунни.
— Честное благородное слово. Однажды я заглянул в люк и увидел, как она засовывает ему под хвост резиновый шланг.
— А Хелен тебя видела?
— Да. Она помахала мне рукой и продолжила свое дело.
— А Принц? Как он себя вел?
— Да никак, просто лежал. Правда, миссис Кмиц придерживала его перчаткой, но бедняга, по-моему, даже не сопротивлялся.
Джоунни покачала головой.
— Все-таки Хелен очень, очень странная…
— Ты хорошо ее знаешь?
— Не особенно. Раньше я видела ее только в баре, когда Хелен заходила туда со Стэном, но моя старшая сестра училась с ней в одном классе, и она говорила… В общем, Хелен всегда была немного «с приветом». Еще в детстве она любила игры в «госпожу и раба» и все такое и прекратила это только ради Стэна.
— Может, и не прекратила — просто на какое-то время Стэн стал ее единственным клиентом.
— Может быть. — Джоунни прижалась к нему, и Клайд положил руку ей на плечо, чуть касаясь пальцами груди. Принц внизу как-то по-рыбьи вильнул всем телом и в конце концов ухитрился перевернуться на спину.
