— Чушь и бред, — сказал полковник Клири, — вы ведь едва выросли из детских штанишек. Они хотят сюда засунуть какого-нибудь сопляка, который и понятия не имеет, как следует разговаривать с джентльменом.
Полковник Клири выглядел совершенно так, как выглядят полковники на картинках. Он воевал с кавалерийским полком на индийских границах в 1918 году. С небольшой пенсией о 211«осел в Австралии.
В особе мистера Хермана он нашел великолепного банкира. Он никогда не посягал на его воинскую честь, когда тому случайно требовались деньги между двумя пенсиями. У него было хроническое пересыхание карманов. Полков, которыми бы он мог командовать, не было. И так вот полковнику Клири нужно было иметь по крайней мере кого-то, кто его уважал. Мистер Херман не только внимательно выслушивал все его россказни, но и лично занимался его счетами, хотя полковник и не относился к лучшим клиентам.
В последний день банковской карьеры мистера Хермана полковник тут же с самого утра ворвался в его кабинет. Под мышкой у него топорщился какой-то странный, завернутый в бумагу предмет.
— Небольшая любезность, — заявил он, уже стоя в дверях, и покраснел, словно таким образом хотел скрыть свои чувства. — Я ведь очень вас уважал, знаете.
— Что это такое? — поинтересовался мистер Херман и надел очки.
— Vanda Coerulea, скрещенная. Отцовское растение происходит из Северной Индии. Она растет на возвышенностях. Она очень любит солнце. Цепляется за небольшие деревца с редкими листьями.
Он развернул бумагу.
— Вот она, — сказал он. — Я сам ее вырастил.
В дыхании сквозняка из полуоткрытых дверей колебались кончики прекрасных орхидей.
У мистера Хермана перехватило дыхание.
— Она изумительна. Великолепна.
Цветы колыхались и дрожали, словно экзотические, призрачные, голубые птенчики с четкими более темными пятнышками.
Мистер Херман спросил:
— А они пахнут?
— А сколько времени? — поинтересовался полковник.
Херман посмотрел на настенные часы.
— Через семь минут без пятнадцати десять.
— Еще нет. Солнце еще недостаточно высоко.
— Не понимаю, — удивился мистер Херман.
— Все очень просто, — объяснил полковник. — Вы знаете, цветок не дурак. Он начинает пахнуть, когда начинает летать множество насекомых. А это бывает к полудню, когда солнце жарит сильнее всего.
— Это странно, — покивал головой Херман.
— Обратите внимание на эти листья. — Полковник прикоснулся к длинным зеленым языкам, раскрытым, как зев кобры. — Они всегда поворачиваются в направлении с востока на запад. Если вы это чудище повернете на север или юг, то листья снова повернутся с востока на запад.
— И не знаю, как вас за это отблагодарить, — сказал Херман, — у меня еще никогда не было орхидеи.
— Это чудище. Когда она к вам привыкнет, то будет с вами беседовать. Этот новичок уже прибыл на ваше место?
— Вчера нас представили друг другу.
— Если он мне придется не по душе, то я открою счет где-нибудь в другом месте. Можете это ему сказать откровенно.
Полковник протянул руку.
— Прощайте и много счастья. Не нравится мне, что вы уходите. Мне будет грустно без вас.
После рабочего дня они в банке немного посидели.
Мистер Херман отбыл домой с серебряным подносом и своей Vanda Coerulea. В саду он посмотрел вокруг и издал, глубокий вздох. Ежедневная радость сердца после восьмичасового ожидания приговора в банке теперь обещающе распростерлась перед ним. Теперь они принадлежали ему уже навсегда. С утра до вечера и с вечера до утра.
Орхидею он поставил в гостиной за раздвижные стеклянные двери.
Миссис Херман заметила:
— Мне этот цветок вообще не нравится. У него какой-то злорадный вид.
— Он великолепен, — не согласился супруг. — Как этот цветок может быть злорадным?
— Противный сорняк, — заворчала супруга, ругаясь на цветок. — Мало того, что ты целый день будешь мотаться по саду, так ты еще и в комнаты будешь траву таскать. Выбрось это из головы! Здесь внутри она стоять не будет.
Херман возразил:
— Орхидее необходима влага. Она же из Индии.
— Я никогда индусов не любила, — неустрашимо проворчала миссис Херман в ответ, хоть в жизни не встретилась ни с одним. — На ночь ты ее здесь можешь оставить, но утром она отправится в сад.
