Звук быстро усиливался, и через несколько секунд над кладбищем завис черный военный вертолет без опознавательных знаков. Деревья с неохотой гнулись под струями воздуха от ревущих винтов, но снайпер не покидал позиции. На борту вертолета открылась дверь, вниз полетел веревочный трап. Закинув за плечо винтовку, снайпер стал карабкаться по нему в вертолет.
Эриксон поднял пистолет и тщательно прицелился.
«Не-е-ет, приятель, так запросто тебе не уйти».
Шериф нажал на спуск, но трап качался туда-сюда, и пуля прошла мимо.
Вертолет развернулся носом к Эриксону, и он мгновенно понял зачем.
«О дьявол...»
Едва шериф успел припасть к земле, как заработали пулеметы. Вокруг засвистели пули, глухо плющась о камень и скалывая его края. Эриксон сжался в комок.
«Да кто они, черт возьми, такие? Наемники? Чьи?»
Можно было уже не высовываться, чтобы следить за снайпером: тот наверняка в вертолете, и ничем его теперь не достанешь. А он, шериф, лежит, прижатый к земле превосходящей огневой мощью. И ничего не может поделать. И никто ничего не может поделать.
Мишка был другого мнения.
Он выбежал из-за надгробий — коротенькие ножки несли медвежонка удивительно быстро — и рванул к вертолету. Оружия у него не было никакого, но на мелкой мохнатой мордочке была решимость и никакого сомнения. Пули взрывали землю по обеим сторонам от него, но ни разу не попадали в цель, потому что... Потому что это был Мишка, и потому что он еще сохранил остатки своего волшебства. Стремглав преодолев остававшееся до лестницы расстояние, он вскарабкался в вертолет следом за снайпером. Стремительно выбросив мохнатую лапу, Мишка ухватил стрелка за лодыжку. Вскрикнув, тот ударил медвежонка ногой, но от захвата избавиться не смог.
— Отцепись, сатана! Выродок! — В крике снайпера звучал гнев, но было также и что-то похожее на страх и отвращение. Мишка не отцеплялся.
— Ты подстрелил моего друга, — выдохнул он. — Ты подстрелил моего друга!
Из-за двери вертолета высунулся человек в камуфляже и стал целиться из пистолета в голову Мишке. Волшебная сила, хранившая его, имела предел, и Мишка знал это. Его лапа резко сжалась, ломая лодыжку снайперу, затем ослабила хватку, и косолапый полетел вниз. Сильно ударившись о землю, через секунду он был уже на ногах и беспомощно наблюдал за удаляющимся вертолетом.
Из-за надгробий медленно поднимались на ноги Рия и Эриксон и, желая сделать что-то полезное, принялись старательно отряхивать друг друга от пыли.
— Кто это были? — спросила Рия голосом не таким уверенным, как ей хотелось бы.
— Понятия не имею, — ответил Эриксон. — Но выясню обязательно.
К ним рысцой возвращался Мишка.
— Вы слышали, как он обозвал меня? Сатаной! А еще выродком! Что, я похож на сатану, что ли? Да я хренов плюшевый мишка!
Не дожидаясь ответа, он прошмыгнул мимо Рии и Эриксона и опустился на колени рядом с Козерогом, которому удалось сесть, привалившись спиной к могильному камню. Плащ его спереди был мокрым от крови. Дышал он мелко, часто и прерывисто, но глаза были ясными. Мишка осторожно взял его грубую переднюю лапу в свою.
Рия повернулась к рабочим, выкарабкивавшимся из могилы:
— Вы двое! Живо за доктором. Или, если найдете, каким-нибудь лекарем-чародеем. Будет упираться — скажите, я велела. Бегом!
Могильщики разом кивнули и так рванули, будто от расторопности зависели их жизни. Рия присела на колени перед Козерогом и начала расстегивать пуговицы его плаща.
— Я бы не стал, — быстро проговорил Эриксон. — Возможно, плащ — единственное, что удерживает его тело от разложения. Оставь это специалистам.
— Конечно, — ответила Рия. — Ты прав. Просто я... Я думала, что могу что-нибудь для него сделать.
— Не мучьте налогоплательщиков, — охрипшим голосом произнес Козерог. — Ради Бога. Я не привередлив.
— Как себя чувствуешь? — спросил Эриксон.
— Хреново. Еще дурацкие вопросы будут?
— Побереги-ка силы, — сказал Мишка.
— Видел, как ты рванул, — сказал ему Козерог. — Неплохо для такого низкопопого, как ты. Снайпер от страха надул в штаны. — Засмеявшись было, он болезненно поморщился и умолк, из уголка рта вытекла струйка крови. — Дьявол, — пробасил он. — Дурной знак. Люди, сделайте кто-нибудь доброе дело, вытащите меня отсюда куда-нибудь на фиг. Подыхать на кладбище я расцениваю как надругательство над личностью и категорически отказываюсь делать это.