Так он дошагал до двух тронов на пьедесталах. На них по-прежнему восседали король Оберон и королева Титания, неизмеримо величественные, несказанно красивые... И мертвые. Они держали друг друга за руки. Рядом с ними был Пак, единственный уродливый из всех эльфов. Он висел на самодельной грубо сколоченной виселице и медленно вращался из стороны в сторону, будто тело его двигал неощущаемый ветерок. Толстая веревка глубоко врезалась ему в шею, но лицо Пака было безмятежно спокойным.
Моррисон забрался на пьедестал, нерешительно коснулся сплетенных рук Оберона и Титании, и сердце его чуть не разорвалось от горя — так холодны они были. Отвернувшись, он посмотрел на Пака, и эльф приоткрыл глаз и подмигнул ему.
Моррисон вскрикнул от неожиданности, соскочил вниз и осел на пол. Сердце его бешено колотилось, и лицо застилал пот. Пак тихонько хихикнул, продолжая болтаться на виселице. Моррисон с трудом поднялся на ноги.
— Идиот! — выкрикнул он. — Я думал, ты мертвый. Думал, вы все погибли.
— Погибли, погибли, — небрежно проговорил Пак. — Вернее, они погибли, а мне это еще предстоит, и довольно скоро. Я специально дожидался тебя, маленький человек, чтобы сказать тебе свое последнее прости. Увы, дни эльфов подошли к концу, в живых остался я один, и сейчас я тебе открою, от чего и почему мы погибли. Ты всегда мне очень нравился, и нравилась та радостная свежесть, что ты приносил ко Двору вместе с твоим человеческим умением удивляться и человеческими песнями. Ты понятия не имеешь, каким невыносимо тоскливым стало бессмертие. И я решил чуть задержаться, попрощаться с тобой и поблагодарить за все, что ты подарил нам. За твой последний подарочек.
— Ничего не понимаю, — ошеломленно проговорил Моррисон. — Что здесь произошло?
— Мы решили умереть. Мы жили и не замечали, в какой пришли упадок со времен нашего расцвета. Тогда мы были выдающимися, прославленными и непобедимыми на полях сражений. Мы боролись со всеми существовавшими тогда расами и со многими, которых ныне не существует, и никто был не в силах противостоять нам. Со временем мы достигли того этапа, когда единственным противником, заслуживающим нашего внимания, сделались мы сами. Но к этому времени мы создали оружие такой разрушительной силы, что, будучи обращено против нас самих, оно неизбежно нас же и уничтожило бы. И вот мы отвернули свое лицо от темных военных игр, спрятали оружие в такое место, откуда его трудно было достать, и замкнулись в себе. И ты видел, к чему это привело. А привело это к упадку — от великой славы низвергнуло к такому положению, что мы даже и не помнили, как когда-то были иными. Затем явился ты, маленький бард, и помог нам вспомнить. И вспомнив, мы поняли, что прежними уже никогда не будем. Битва, на которую ты нас поднял, была прекрасна! Множество людей и всевозможных существ пало под ударами нашей науки и нашей разящей стали, чтобы уже никогда не подняться. Восхитительным было упоение славной битвой и разрушением! Единственным недостатком было убийство невинных и мародерство, но мы простили их вам в благодарность за тот азарт охоты, который вы нам подарили. Мы наслаждались вновь обретенными древним трепетом, древними наслаждениями, мы торжествовали и упивались своей смертельной мощью. Но, вкусив волчьей радости разрушения, эльфы не могли оставаться овцами и никогда бы ими не стали. Поэтому мы решили уйти из жизни достойно, на высшей точке полета, на пике нашей истории. Мы знали, что лучшего дня в нашей жизни уже не будет. И мы возвратились домой, попрощались, легли... и умерли.
Моррисон хотел было что-то сказать — что угодно, только бы не молчать, — и не смог. Глаза его сжигали слезы.
— Пару слов напоследок, — незло и почти без ехидства продолжил Пак. — Одно последнее предостережение, дабы продемонстрировать нашу признательность. Недолго вам осталось спокойной жизни: пришло время Беса, когда друг пойдет на друга, а брат — на брата. Мы предвидели это уже давно, но ничего вам не говорили, из сострадания к вам. Мы были не в силах остановить его или уберечь вас от надвигающейся тьмы. Может, это стало одной из причин, подтолкнувших нас умереть. Потому как нам было бы невыносимо тоскливо без вас, людей. Прощай, Шин. Если можешь, спой нам всем колыбельную...
