— Фанатик, — проговорил Леонард. — С такими не договоришься, Рия. Либо мы, либо они. Мы или они.
Как охваченный паникой скот, бежали через город крестоносцы, преследуемые врагом, с которым они не могли сойтись лицом к лицу. Бежали вслепую, не пытаясь осмотреться и задуматься, где они бегут и куда, сознавая лишь то, что музыка, с прежней силой ревущая в их головах и сердцах, погубила их. Они бежали, а за ними следовал Шин Моррисон, его приятели-музыканты и все эльфы по ранжиру — согласно степени знатности.
Крестоносцы не оглядывались — они не осмеливались. Единственное, что владело ими сейчас, — отчаянное желание выбраться из этого ужасного города, оказавшегося совсем не таким, каким они его себе представляли. Солдаты на бегу бросали оружие, боеприпасы и снаряжение, оказавшиеся бесполезной и слишком тяжелой ношей. Гарпии и ламии*[23] не оставили в небе ни одного вертолета, а танки и бронетранспортеры исчезли в необъятной утробе Кромм Кроуча, Великого Червя. Крестоносцы бежали, крича, рыдая и вопя, по опустошенным и опаленным улицам, и музыка гнала их, подобно бичу. В музыке были волшебство и сила, и тщетных надежд крестоносцев, их самодовольной веры оказалось недостаточно перед лицом истинного счастья и величия.
По широкому проспекту на другом конце города тоже бежала группа крестоносцев, преследуемых Джеком Фетчем, Леонардом Эшем и Рией Фрейзер. Солдат было не так уж много, что-то около сотни, но все до единого были деморализованы тем, что творили призрак и пугало, и ничего, кроме желания нестись со всех ног наутек, не осталось в их сердцах. Они бежали, пока ноги не заныли и легкие не перетрудились, а за ними следовала долговязая фигура в рваном тряпье с застывшей улыбкой: их преследователь не знал усталости. Эш и Рия ехали за пугалом на джипе, счастливые тем, что вновь обрели друг друга. Крестоносцы бежали, и три мстительные фурии буквально наступали им на пятки.
А по другому проспекту бежало еще больше крестоносцев — последние из разбегающейся и когда-то грозной армии. В панике и они побросали оружие, потому что их преследовал сам дьявол — так, во всяком случае, они думали. Однако это был всего лишь человек, который наконец обрел свою чудовищную силу. Джеймс Харт, человек из пророчества, обладатель силы города и Времени, — наслаждаясь волшебством этой новой силы, он плыл по воздуху, а несколько позади, старясь не отставать, шли Полли с Сюзанной. Вылеченные Августином раны их больше не беспокоили, и все равно женщинам было трудно поспевать за гонкой. А Харт забыл о двух подругах, ослепленный сиянием своего величия. Боясь отстать, Полли и Сюзанна с трудом поспевали за ним. Это был совсем не тот Харт, которого они знали. Или думали, что знали. Этот Джеймс Харт был новым человеком — совсем другим и чрезвычайно опасным.
А затем — будто это нарочно было спланировано — три потока бегущих солдат слились воедино на широком просторе площади Горького. Они замедлили движение, остановились и превратились в беспорядочную толпу сбитых с толку людей, озирающихся и пытающихся понять, куда паническое отступление завело их. Площадь являла собой широкое открытое пространство в сердце города, окруженное со всех сторон высокими домами из древнего камня, нависшими над площадью, словно серые скалы. Солдаты стали искать выход с площади, но все пути были перекрыты. И тут вдруг все стихло.
В устье одного проспекта стояли эльфы с Моррисоном и музыкантами во главе, наконец замолчавшими. В устье другого — Джек Фетч с руками по локоть в крови, а рядом с ним — Рия и Эш, глядевшие с безмолвным изумлением на окруженную и деморализованную вражескую армию перед ними. На пересечении третьего проспекта с площадью стоял Джеймс Харт в ореоле славы. Последний проспект, медленно наполнявшийся светом, казался свободным и пустым. Негромкий ропот пронесся по толпам солдат и тут же оборвался: асфальт незанятого проспекта вдруг треснул, обнажив глубокую расщелину, в которой блеснуло белое тело Великого Червя.
Гул голосов снова побежал среди солдат, как только они поняли, что попали в ловушку и окружены. Никто не сражается так отчаянно, как загнанная в угол крыса. Послышались отрывистые команды офицеров: подстегивая солдат и угрожая именем Господа, они призывали их биться до последнего человека и, если потребуется, — голыми руками.
