– Почему вы спорите со мной?
– Потому что они просто жалеют бедную раненую мадемуазель. Вы хотите, чтобы я тоже вас жалел?
Уголки губ Катрин приподнялись в грустной улыбке.
– Нет. Вы, совершенно очевидно, поступите по-своему.
– Теперь вот мы понимаем друг друга. Никакой жалости!
– Никакой жалости, – повторила Катрин, почувствовав себя вдруг легкой.
Франсуа положил щетку на ночной столик.
– Ну вот, я искупил свой грех за грубость. Скажите, а за какой такой грех несет наказание Жюльетта?
Катрин озадаченно нахмурилась:
– Грех?
– А вы не находите неестественным ее поведение? Почему она носится с вами как с малым ребенком?
– Я не требую этого от нее. Она говорит…
– Пора. – Франсуа снял камзол. – Служанка скоро придет убрать посуду. Ложитесь и повернитесь ко мне спиной.
Катрин в смятении смотрела на него.
Франсуа снял рубашку.
– Матерь Божья, неужели вы не видите, что я стараюсь пощадить ваши нежные чувства? Вы хотите увидеть меня голым?
– Вы опять богохульствуете. – Катрин поспешно повернулась к нему спиной. За собой она слышала шорох одежды. Франсуа раздевался. Скоро он обнаженным скользнет к ней в кровать. Катрин была слишком сбита с толку, чтобы понимать, что она чувствует.
– Подвиньтесь. – Франсуа стоял рядом с кроватью.
Катрин торопливо откатилась на край кровати. Ее прохватил сквозняк, когда одеяло было откинуто и молодой человек скользнул под него. К ней он не притрагивался, но Катрин чувствовала волны жара, исходящие от его тела. Девушка снова задрожала.
– Прекратите! – Голос Франсуа звучал грубо, но, как ни странно, успокоил Катрин. – Скоро все кончится.
– Да.
– Я не хочу вас. Знаете, мужчин ведь тянет не ко всем женщинам, которых они видят.
– Марсельцы в аббатстве были…
– То было другое. Это накатили на них болезнь, лихорадка.
– Анриетте было всего десять лет.
– Это были скоты. А я вам говорю о мужчинах. Каждого возбуждает только определенный тип женщин. Некоторые, как Робеспьер, воздерживаются от них. Есть и другие, которым женщины не нравятся, и они предпочитают мужчин.
Катрин была поражена.
– Правда? И вы предпочитаете…
– Нет, я не содомит.
– Ох! – Катрин колебалась. – Стало быть, вы… – Она замолчала, дрожа от отвращения. – Вам нравится причинять женщинам боль.
– Совершенно необязательно. Если женщина доставляет мне удовольствие, я могу сделать так, что она будет наслаждаться тем, что между нами происходит.
Катрин молчала.
– Это правда. Говорю вам, не… – Тихий стук в дверь заставил замолчать его страстный голос.
– Скорее! – Прежде чем Катрин сообразила, что происходит, Франсуа уже лежал на ней, прижавшись к ней своим телом. – Войдите!
Дверь отворилась, и вошла та же дородная служанка, что подавала им ужин. Она остановилась и что-то пробормотала, прежде чем быстро убрать со стола.
– Поторопитесь. – Голос Франсуа звучал хрипло от нетерпения.
Служанка хихикнула, и ее движения намеренно замедлились.
Катрин ощущала теплую мускулистую грудь Франсуа, и ее пронзила буря чувств и мыслей.
Склеп! Она открыла рот, чтобы закричать.
Взгляд Франсуа опустился к ее лицу, и он прошептал:
– Нет!
Губы Катрин закрылись – она беспомощно смотрела на него. Ужас медленно отпускал ее. Его тело было теплым, гибким, обнаженным, а не одетым в грубую одежду, царапавшую ее кожу. Твердое и мускулистое, оно старательно отодвигалось от нее, без нужды не прикасаясь к ней лишний раз. Над ней навис Франсуа с квадратным смелым лицом, чью свирепость отчетливо выхватил свет свечей. Странно, что именно эта свирепость давала девушке успокоение – она была такой благословенно знакомой.
– Задуйте свечи и уходите, – велел Франсуа служанке, не спуская глаз с Катрин.
Снова раздалось хихиканье, и комната погрузилась в темноту. Дверь медленно закрылась.
Франсуа отодвинулся от Катрин на другой край кровати.
– Ну вот, все кончено. Я говорил вам, что это будет не так страшно.
Он так быстро отодвинулся от меня, значит, я так же была ему неприятна, как и он мне, подумала Катрин. Но соски ее все еще покалывало от прикосновения его теплой кожи с жесткими курчавыми волосами, покрывавшими его грудь. К своему удивлению, Катрин обнаружила, что это новое ощущение не было страшным. И вообще, все казалось не таким жутким испытанием, как она думала, а сейчас, как сказал Франсуа, все уже было кончено.
