Жюльетта смотрела на Дюпре, не веря своим ушам.
– Это абсурд, несусветная глупость. Никто вам не поверит.
Дюпре хохотнул.
– Почему же? Каждый мужчина засвидетельствует, этим они и занимались, поэтому в аббатстве Де-ла-Рен нет ни одной девственницы.
Жюльетта плюнула ему в лицо. Дюпре опять хохотнул.
– Мне это не нравится. – Он вынул из кармана обшитый кружевом платок и стер плевок с левой щеки. – Ты должна вести себя поприличнее, если хочешь прожить еще несколько часов. – Он дернул Жюльетту за веревку. – Каждый дерзкий поступок наказывается. А послушание вознаграждается. Поняла?
– Нет.
– Поймешь, гражданка Справедливость. Поймешь.
* * *
Золотой потир для святого причастия был до краев наполнен темно-красной жидкостью.
– Выпей, – мягко сказал Дюпре. – И, возможно, следующую мы пощадим.
Жюльетта не могла пить кровь. Так или иначе, они, по-видимому, все равно лгут. Эти чудовища не пощадят никого.
Она покачала головой.
Дюпре кивнул мужчине в красной шапке патриота с трехцветной революционной кокардой. Тот тут же направился к преподобной матери, стоявшей голой на коленях перед столом трибунала.
– Подождите! – Жюльетта взяла потир и поднесла к губам.
У жидкости был тошнотворный запах меди. Господи, она не может…
Жюльетта закрыла глаза и осушила потир до последней капли.
– Отлично, – негромко сказал Дюпре.
Желудок Жюльетты взбунтовался. Она отвернулась от судейского стола, и ее страшно вырвало на камни двора.
– Боюсь, так дело не пойдет, – с сожалением произнес Дюпре. – Ты обманула нас, гражданка Справедливость. Придется попробовать снова.
Он подал знак мужчине в красной шапке.
Тот ухмыльнулся, согнул мускулистые руки и шагнул к преподобной матери.
Жюльетта пронзительно закричала.
Фарс правосудия завершился, перейдя в побоище с применением дубинок и шпаг. Жюльетта смотрела на зверскую резню, на лица мужчин, занятых своей кровавой бойней. Как-то она сказала Катрин, что обладает способностью понять и оценить нюансы уродства. Теперь Жюльетта знала, что до этого дня она пребывала в абсолютном неведении относительно подлинного уродства двуногих нелюдей.
– Пойдем, моя прелесть! – Дюпре взял девушку за локоть и повел к колокольне. – Я хочу насладиться тобой. А потом гражданку Справедливость проколю шпагой.
Жюльетта молча шла рядом.
– Ты что-то вдруг стала очень кроткой. Надеюсь, ты постараешься проявить пыл, когда я окажусь у тебя между ног.
Дюпре закрыл дверь колокольни и положил шпагу на спиральную ступеньку.
– Ложись.
Девушка вытянулась на холодных плитах и закрыла глаза.
Кровь в потире.
Она почувствовала жар тела Дюпре, когда тот улегся и обнял ее.
Крики детей. Крики монахинь.
Рука Дюпре сжала ее грудь.
– Открой глаза. Я хочу видеть, как ты смотришь на меня, гражданка Справедливость.
Жюльетта послушно открыла глаза. Дюпре склонился над ней – кошачья физиономия была всего в нескольких сантиметрах от ее лица. Он улыбался.
– У тебя блестят глаза. Ты плачешь, маленькая граж…?
Жюльетта впилась зубами в его горло. Ее рот снова наполнился медным привкусом, но теперь она была рада этому.
Дюпре пронзительно заорал. Он замотал головой, пытаясь стряхнуть Жюльетту со своей шеи, но она двигалась вместе с ним, все глубже впиваясь в его горло зубами.
– Сука! – сыпал проклятия Дюпре. – Животное! – Он попытался приподнять девушку, но ее руки яростно сжались вокруг него.
По плечу Дюпре стекала кровь. Жюльетта свирепо трясла головой, разрывая его плоть. А когда Дюпре задохнулся от боли, она оттолкнула его, вскочила на ноги и схватила со ступеньки шпагу. Дюпре открыл рот, пытаясь закричать, но шпага плашмя ударила его по виску. Он повалился набок и потерял сознание.
Какая жалость! Она ведь хотела проткнуть мерзавца острием шпаги, но времени не было.
Жюльетта выбежала за дверь, ведущую в опустевший южный двор. Помчалась по булыжникам к воротам, через огород и вверх по холму на кладбище.
Катрин должна быть в склепе, в отчаянии думала Жюльетта.
Должно быть, Катрин добралась туда, иначе ее привели бы вместе с остальными на этот судебный фарс.
Дверь склепа была открыта.
Катрин всегда боялась темноты, но дверь все же следовало закрыть, подумала Жюльетта.
