Катрин удивил такой неожиданный вывод.
– Правда?
Жюльетта кивнула:
– Вы, может, и слепы, но не глупы и к тому же не отступаете.
– Благодарю вас, – с сомнением отозвалась Катрин. – Я тоже нахожу вас интересной.
– Но я вам не нравлюсь, – закончила Жюльетта уверенно. – Я к этому привыкла, со мной трудно. – Она отвела глаза. – У вас, наверное, много друзей в Иль-дю-Лионе?
– Клер не позволяет мне водиться с детьми слуг, а больше там никого нет.
– У меня тоже нет друзей во дворце. Впрочем, мне все равно. Они все такие глупые. – Жюльетта вздохнула. – А вы долго пробудете в Версале?
Катрин покачала головой:
– Мы уедем в дом Жан-Марка в Париже, как только он получит аудиенцию у ее величества.
Жюльетта огорчилась: она снова будет одна, однако, пока у нее есть краски, никакие друзья ей не нужны. И уж конечно, не такая подруга, которая не в состоянии разглядеть уродливой истины за фальшивой честью и притворной добродетелью. Она постоянно бы спорила с этой простофилей, если бы та осталась.
– А вы знаете ее величество? – спросила Катрин. – Она действительно так красива, как все говорят?
– У нее не отталкивающая внешность и прелестный смех.
– Вы к ней привязаны?
Жюльетта улыбнулась.
– Да, она дала мне краски и велела прекрасной художнице учить меня. Один мой рисунок с изображением озера она даже повесила в бильярдной Малого Трианона.
На Катрин это сообщение произвело впечатление.
– Вы довольны? Это большая честь.
– Да нет вообще-то. Это был не очень хороший рисунок. Я писала озеро на величественном закате, и оно выглядело… – Жюльетта нахмурилась, – …только мило.
Катрин удивилась и хихикнула.
– Вам не нравятся милые вещи?
– Милое – это… в нем нет глубины. У красоты есть значение, даже у уродства оно есть, но вот у милого… Над чем вы смеетесь?
– Извините. Просто я нахожу вас немного странной. Вы так серьезно ко всему относитесь.
– А вы нет?
– Я совсем не такая, как вы. Мне нравятся милые вещи, а уродливые я терпеть не могу.
– Вы не правы. Уродство может быть очень интересным, если всмотреться в него. Однажды я написала портрет старого толстого графа с безобразной, как у лягушки, физиономией, но она была значительной, и каждая морщинка на ней рассказывала свою историю. Я попыталась… – Жюльетта замолчала, услышав шаги в коридоре. – Это, должно быть, слуги несут ваши сундуки. Я посмотрю. – Она соскочила с кровати. – Полагаю, вы хотите отдохнуть?
Катрин покачала головой:
– Я не устала.
Лицо Жюльетты просветлело.
– Тогда, быть может, вы пойдете со мной на прогулку, пока не стемнело? Я показала бы вам лошадь с глубокой седловиной. Она пасется в поле за гостиницей. Лошадь такая страшная, зато она гораздо значительнее и интереснее красивых коней. – Жюльетта открыла дверь. – Переоденьтесь и приходите в общую гостиную, если, конечно, вы хотите пойти со мной, – закончила она неуверенно.
Сияющая улыбка озарила личико Катрин.
– О да, пожалуйста! Я так хочу пойти с вами.
– Разрешите поговорить с вами, Жан-Марк? – Катрин стояла на пороге, нервно вцепившись в дверную ручку. – Вижу, вы работаете, но я оторву вас всего на минуту.
Жан-Марк подавил нетерпение и отложил в сторону бумаги.
– Вы хотите узнать, когда мы поедем в Версаль? Через несколько дней я поправлюсь настолько, что буду в состоянии путешествовать. Вам скучно в гостинице?
– Нет, мне здесь хорошо. – Катрин закрыла дверь и пристроилась на краешке стула рядом с кроватью, стиснув руки на коленях. – Когда рядом Жюльетта… все по-другому.
Жан-Марк усмехнулся:
– И вы, разумеется, провели с ней в последние два дня достаточно времени, чтобы быть довольной ее обществом.
– Мне Жюльетта правда нравится, Жан-Марк. – Катрин крепче стиснула руки. – Она не заслуживает иронии… Вы не обратили внимания, что платья на ней всегда с длинными рукавами?
Улыбка сбежала с лица Жан-Марка.
– Что вы хотите мне сказать?
– Маргарита… – Катрин встретилась глазами с Жан-Марком. – Почему она старается сделать Жюльетте больно? Клер не наказывала меня с тех пор, как я была ребенком. – Она помедлила, затем поспешно продолжала:
– У Жюльетты все руки в синяках.
Жан-Марка будто ударили.
