– Сюрприз за сюрпризом, – мрачно сказал Жан-Марк. – Во что еще меня посвятят?
– Ни во что.
– И когда же состоится побег?
– Через две недели, двадцать третьего июня. – Жюльетта посмотрела на него. – Тебя это не касается. Сделай вид, что ты никогда не видел этих вееров, Жан-Марк. Занимайся своими делами.
Жан-Марк невесело рассмеялся.
– Ты думаешь, я могу сделать вид, что не вижу, как ты участвуешь в заговоре, который может отправить тебя на гильотину? Завтра же вывезу тебя из Парижа.
– Нет, Жан-Марк, – спокойно произнесла Жюльетта. – До тех пор, пока она не будет в безопасности, – нет. Но, если надо, я попрошу Нана подыскать мне другое жилище. Я знала, что до этого может дойти, если…
– Нет! Зачем ты это делаешь?
Жюльетта улыбнулась.
– Потому что я стала другой. Меня изменило случившееся в Андорре, и, по-моему, ты тоже изменил меня, Жан-Марк. Ребенком я боялась любить, я была уверена, что мое чувство останется без ответа. Но теперь я знаю, что важно не быть любимой, а любить самой. А когда ты любишь человека, ты должен помогать ему. – Глаза девушки сияли от непролитых слез. – Уверяю тебя, я бы очень хотела стать такой, как прежде. Мне тогда было гораздо удобнее. Тебе посчастливилось, что ты умеешь оставаться в стороне.
– Да? – Голос Жан-Марка звучал устало. Он не чувствовал, что остается в стороне, у него было ощущение одиночества и отчаянного страха за нее. – Я не смогу убедить тебя прекратить этот идиотизм?
Жюльетта покачала головой.
– Но мне действительно ничего не грозит, Жан-Марк. Я всего лишь расписываю веера и время от времени передаю сообщения.
– Всего лишь? – Губы Жан-Марка сжались. – Прекрасно. Когда в следующий раз пойдешь с каким-нибудь заданием от Эчеле, скажи мне, и я пойду с тобой.
– Нет! – Жюльетта попыталась скрыть отчаянную тревогу в голосе. – Я не хочу тебя впутывать.
– Тогда ты сама будь очень осторожна, хорошо? – Жан-Марк отпустил плечи Жюльетты. – Не волнуйся, я не собираюсь участвовать в этом заговоре. Моя единственная цель – не дать тебе сложить голову. Я обнаружил, что необыкновенно привязался к ней, как и к прочим восхитительным частям твоего тела. – Он направился к двери. – И, моя дорогая Жюльетта, я впутался во все это в тот день, когда в то первое утро увидел тебя бегущей через лес. Сейчас уже слишком поздно возвращаться и пытаться что-то изменить.
Попытка освободить королеву потерпела неудачу.
Жюльетта не могла в это поверить.
– Но мы же были так уверены, – опечаленно сказала она, когда Нана сообщила ей эту новость вечером в кафе «Дю Ша». – Все же было готово. Что могло произойти?
– В последнюю минуту сменили охрану, – мрачно отозвалась Нана. – Все до единого охранники, которых мы подкупили, таинственным образом получили вчера задания за пределами Тампля.
Жюльетта задумалась.
– Как же могло случиться такое? Что нам теперь делать?
– Продолжать попытки. Составить новый план. – Нана покачала головой. – Хотя, видит бог, времени осталось мало. По словам Уильяма, идет разговор о том, чтобы перевести королеву из Тампля в Консьержери – главную тюрьму. Если это произойдет, у нас будет мало шансов.
Жюльетта содрогнулась. Консьержери, мрачная жуткая темница, расположенная на расстоянии брошенного камня от Нотр-Дам, была последним шагом на пути к гильотине.
– А в Консьержери у вас кто-нибудь есть?
– Мы там оплачиваем двух охранников, но нам потребуется гораздо больше. Будем искать пути к ее освобождению.
* * *
Двадцать девятого июля была сделана вторая попытка освободить королеву из Тампля, но и она провалилась так же, как и первая.
Третья была запланирована на десятое августа. В два часа ночи третьего августа королеву подняли с постели и перевели в Консьержери.
Четвертая попытка была сделана, когда королева ожидала суда в Консьержери, на этот раз в сотрудничестве с другой роялистской группой, руководимой бароном де Батцем. Она также оказалась неудачной.
Четырнадцатого октября 1793 года королева предстала перед обвинителями, и ее судили. Марии-Антуанетте было всего тридцать семь лет, но она уже переживала климакс, и у нее были сильнейшие менструальные спазмы. Но, несмотря на боль, она храбро защищалась от самых оскорбительных обвинений, какие могут быть предъявлены женщине, – начиная с лесбиянства и кончая кровосмешением. Все ее усилия были обречены с самого начала, и шестнадцатого октября королева была приговорена к смертной казни на гильотине.
