– А в Марселе корабль не заберут?
– Он не станет в доки Марселя. Мы бросим якорь на некотором расстоянии от побережья и отправимся на баркасе на берег с багажом и статуэткой.
– Ты везешь Танцующий ветер в Париж?
– Я хочу, чтобы он был со мной. Никто не заподозрит, что я буду держать статуэтку при себе.
– А куда отправится отсюда «Удача»?
– В чарлстонскую гавань в Америке на свидание с остальным флотом.
Жюльетта задумчиво посмотрела на Жан-Марка.
– Вы все это спланировали еще до отъезда из Парижа.
– Человек должен все продумывать заранее. – Жан-Марк улыбнулся. – И если уж говорить о будущем заранее, какое имя мы выберем для моего сына?
Жюльетта посмотрела на него озадаченно и впервые неуверенно. Жан-Марк умен, упорен и способен заставить Жюльетту свернуть с выбранного ею пути, если она не будет так же, как он, целеустремленна и решительна.
– Невозможно.
– Странное имя, но если ты настаиваешь, я не стану возражать против твоего…
Звук закрывающейся за Жюльеттой двери оборвал его слова.
* * *
Ракитник был обобран, и поля Вазаро утопали в других цветах. Вспыхнули красные, оранжевые, синие гиацинты, кассия из семейства бобовых пленяла изяществом цветка.
Душистые и нежные белые и золотые нарциссы дополняли все это буйство запахов и красок; голова кружилась от красоты и ароматов. Зацвели и фиалки, но не в полях. Темно-пурпурные цветы любили тень, и их клумбы располагались под деревьями в апельсиновых и оливковых рощах; срывать фиалки следовало задолго до рассвета, когда их аромат был особенно сильным.
Шло второе утро сбора фиалок. Франсуа стоял у тележки, наблюдая за сборщиками. Десятки факелов причудливо освещали рощу, черный дым клубами поднимался вверх и вился между зелеными ветвями тенистых деревьев.
– Правда, это чудесно?
Франсуа обернулся и увидел Катрин, подъезжавшую к нему верхом на гнедой лошади.
– Почему вы не остались в постели? В такую рань мы оба здесь не нужны.
– Я была слишком взволнована. Вчера мне пришлось быть в сарае для анфлеража, и я не попала на сбор фиалок. – Катрин обвела глазами рощу и отыскала Мишеля, помахавшего ей рукой. Она приветствовала его в ответ и повернулась к Франсуа. – Правда, это прекрасно? Фонари, темнота и цветы.
Франсуа снисходительно улыбнулся.
– Прекрасно. Анфлераж?
– Мишель вам не показывал? Вы так много времени проводите вместе, я думала, он вас туда водил. – Лицо Катрин осветилось радостной улыбкой. – Хорошо. Я рада, что он этого не сделал. Сейчас я вам сама покажу. Едемте со мной.
Она ударила пятками лошадь и послала ее галопом по направлению к каменным сараям, находившимся позади усадьбы. Прохладный ночной ветерок трепал волосы Катрин, она чувствовала, как ее охватывает какое-то дикое возбуждение. За спиной раздавался стук копыт и негромкий смех Франсуа. Катрин подъехала к каменному строению позади сарая для вытяжки, соскользнула с лошади и обернулась к Франсуа, натягивавшему поводья.
– Зажгите фонарь, – переводя дыхание, попросила Катрин и привязала лошадь к перилам перед дверью.
Франсуа спешился и зажег фонарь, прикрепленный к седлу. На его лице играла широкая улыбка, а глаза горели возбуждением под стать Катрин.
– Что дальше?
Катрин распахнула тяжелую дверь длинного сарая и вошла первой в темную рабочую комнату. Из-за закрытых ставней воздух был спертым, и молодых людей тяжелыми клубами окутал аромат фиалок. Сарай был пуст; для рабочих, обычно сидящих за разложенными деревянными рамами со стеклянными тарелками на столах, было еще слишком рано.
– Этот способ мне нравится гораздо больше, чем вытяжка. Он как-то мягче. – Катрин подошла к первому длинному столу. – Они смазывают эти стеклянные тарелки маслом, а потом разбрасывают на них лепестки, оставляя на два-три дня в прохладной темноте, чтобы цветы могли отдать свою душу, а после…
– Душу? – переспросил Франсуа, которого это позабавило.
– Так Мишель зовет аромат. – Катрин постучала по раме. – Потом увядшие лепестки вынимают, а на стекло кладут свежие. Это повторяется пятнадцать-двадцать раз, прежде чем помада будет готова и ее можно будет сливать в глиняные кувшины. Вытяжки очень мало, но запах невероятно сильный. Гораздо сильнее, чем от душ, отданных при обычной вытяжке или дистилляции.