– Я просто буду великой художницей. Я намерена учиться и работать, пока не стану великой, как да Винчи или дель Сарто. Знаете его фреску «Рождество Богородицы»?
– Да, и восхищаюсь как его росписью, так и вашей уверенностью.
– Вы хотите сказать – самоуверенностью. Художникам нельзя скромничать, иначе их талант погибнет. Я не… Что вы так странно на меня смотрите?
– Раздумываю, сколько вам лет?
Жюльетта нахмурилась.
– Четырнадцать. Какое это имеет значение?
– Может быть, очень большое. – Жан-Марк закрыл глаза.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мне сейчас лучше поспать. Бегите в свою комнату.
Жюльетта не двинулась с места. Жан-Марк открыл глаза.
– Я сказал: идите к себе. А лучше всего вам отправиться во дворец завтра утром.
У Жюльетты как-то странно сжалось сердце.
– Вы хотите, чтобы я уехала?
– Да. – Жан-Марк говорил резко. – Вы здесь мне не нужны.
Жюльетта упрямо сжала рот.
– Нет, нужна. Вы слабы, как младенец, и еще несете чепуху. Думаете, мне будет приятно вспоминать, что, будучи обязанной вам жизнью, я позволила вам умереть, не успев расплатиться? Я не такая, как моя мать. Я ничего не беру, не давая взамен.
Жан-Марк сузившимися глазами посмотрел девушке в лицо.
– Ваша мать?
Жюльетта нетерпеливо тряхнула головой.
– Я не желаю о ней говорить. – Она вздернула подбородок. – Я тоже должна оказать вам услугу. Я уже отослала сообщение королеве, что остаюсь до вашего выздоровления, до тех пор, пока вы не будете в состоянии приехать в Версаль и принять ее благодарность.
– Вы скоро пожалеете, что остались. Я терпеть не могу болеть.
– А я не жалую пациентов с дурным нравом. Вы быстро поправитесь, чтобы избежать моих забот.
Губы Жан-Марка невольно тронула улыбка.
– В ваших словах что-то есть. – Он неожиданно сдался. – Оставайтесь, если хотите. Кто я такой, чтобы отказываться от нежных забот отважной мадемуазель, ради которой пролил кровь?
Жюльетта повеселела.
– Естественно, я не допущу, чтобы мои занятия живописью были прерваны из-за ухода за вами. Пожалуй, поставлю мольберт в том углу у окна. Там очень хороший свет. – Девушка улыбнулась. – Я уверена, мы прекрасно поладим.
Жан-Марк устроился поудобнее и закрыл глаза.
– Когда-нибудь я, возможно, напомню вам, как пытался отослать вас прочь.
– Когда-нибудь? – Жюльетта покачала головой. – Недели за две вы совершенно поправитесь, и мы расстанемся. Никакого «когда-нибудь».
– Это верно. У меня, по-видимому, жар.
– Правда? – Жюльетта дотронулась до его лба и тревожно нахмурилась. Потом она облегченно вздохнула. – Пока нет.
– Нет? – Глаза Жан-Марка оставались закрытыми, но он странно улыбался. – Пока нет, – прошептал он. – Когда-нибудь…
* * *
Жар у Жан-Марка начался поздно вечером.
Жюльетта обмывала его прохладной водой, держала холодное полотно на лбу и старалась удержать его на кровати, когда он рвался бежать.
В середине ночи жар сменился страшным ознобом. Жан-Марка трясло, судороги корежили тело. Они беспокоили Жюльетту больше, чем жар.
– Мне… это… не нравится… – Жан-Марк стиснул зубы, чтобы они не стучали. – Это должно научить меня, как глупо… – Он замолчал, тело снова ломали судороги. – Дайте… мне еще одеяло.
– На вас уже три. – Жюльетта быстро приняла решение. – Подвиньтесь.
– Что? – Жан-Марк тупо смотрел на девушку.
Она отбросила одеяла, легла рядом и прижала его к себе.
– Успокойтесь! – Жюльетта почувствовала, как он напрягся. – Я не собираюсь делать вам больно, просто согрею вас. Я часто обнимала так Людовика-Карла, когда его ночью знобило.
– Я не двухлетний ребенок.
– Вы слабы, как писклявый младенец. Какая разница!
– Полагаю, многие с радостью перечислили бы все… различия.
– Ну так мы им ничего не скажем. Вам стало теплее?
– Да, гораздо.
– Вот и хорошо. – Жюльетта с облегчением ощутила, что Жан-Марк почти перестал дрожать. – Я буду лежать с вами, пока вы не заснете. – Она протянула руку и ласково погладила его по волосам – так она обращалась с Людовиком-Карлом. Через несколько минут девушка нетерпеливо заметила:
– Вы не успокоились. Вы напряжены, как камень.
– Надо же, как странно! А может, я просто не привык, чтобы особы женского пола забирались ко мне в постель только ради того, чтобы меня «успокоить».