– Хорошо, хорошо. – Данте замер на месте и вытянул руку ладонью вперед. – Я не стану подходить. Но ты ведь и сама не хочешь прыгать, верно? Все-таки это очень страшно – вот так взять и одним движением закончить все.
Его голос звучал спокойно, почти расслабленно, только глаза смотрели напряженно и словно испытывающе.
– Страшно, – без тени смущения согласилась я, глядя на него с вызовом. – И той девушке вчера тоже было страшно. И все-таки она прыгнула.
– Не равняйся на совершенно незнакомого человека, – поморщился Данте. – Откуда ты знаешь, есть ли между тобой и той девицей хоть что-нибудь общее?
– О, общего между нами более чем достаточно! – с горькой усмешкой заверила я.
– Разве я хоть чем-нибудь тебя обидел?
Я криво усмехнулась. Вы только посмотрите на него: сама невинность!
– Нет. Конечно же нет! – саркастично ответила я. – Ну разве что самую малость. Например, велел привязать меня к столбу, как дворовую собаку.
– Тут ты сама виновата, – не принял упрек Данте. – Зачем пыталась бежать?
– Затем, что я – не вещь, а живой человек, – зло отрезала я. – И потому считаю себя вправе идти туда, куда захочу.
– В данном случае – на свидание с ядовитыми змеями? – Теперь сарказм прозвучал в голосе Данте.
– Даже если и так, – продолжила я стоять на своем.
– Ты не могла бы придумать более убедительный аргумент? – поморщился он. – Впрочем, давай я тебе подскажу. На самом деле ты не можешь простить мне того, что я тебя купил, верно?
– Ладно. – Я грустно усмехнулась и как-то разом сбавила тон. – В том числе и это. Но самое главное: ты уже дважды помешал мне умереть. И сейчас пытаешься сделать это в третий раз.
– Понимаю, – кивнул Данте, и, как ни странно, на сей раз в его словах сарказма не было. – Это убедительный повод для ненависти. – Он немного помолчал, вглядываясь мне в глаза, что было непросто, учитывая разделявшее нас расстояние. – Сандра, а почему ты так сильно хочешь умереть? – спросил он затем.
– Смеешься? – скривила губы я. Уж больно очевидным казался ответ.
– Даже и не думал.
– Да потому, – в запале эмоций я даже отпустила перила и сделала шаг в его сторону, – что кучка бандитов, с которой сотрудничает весь ваш юг, ворвалась в мою жизнь и лишила всего, что у меня было. У меня не осталось ни дома, ни родины, ни друзей, ни приятелей, ни работы, ни привычных вещей. Даже любимых платьев и – представь себе такую мелочь – коллекции статуэток из малахита. Меня разом лишили всех прав – как заработанных кровью и потом, так и причитающихся просто по праву рождения человеком. Из всего, чем я обладала совсем недавно, осталось лишь одно – человеческое достоинство. Меня и этого стремятся лишить. Но это – то единственное, чего я никому не позволю сделать.
Гордо вскинув голову, я была готова ответить на любую его реакцию – недовольство, презрение, смех или вполне логичное заявление, что теперь я – его собственность и обязана ему подчиняться. Но Данте лишь как-то вяло усмехнулся и почти одобрительно склонил голову.
– И снова убедительно, – заметил он. – Продолжай. Еще немного – и ты, пожалуй, меня самого уговоришь прыгнуть вниз. Знаешь, как в знаменитой истории о самоубийстве дона Луиса. Не слышала?
Я мотнула головой, совершенно сбитая с толку. Какой еще дон Луис? С какой стати меня должна интересовать чья бы то ни было история в тот момент, когда я собираюсь с силами, чтобы спрыгнуть с башни на мостовую?
– Дон Луис покончил с собой, – принялся рассказывать Данте, будто я его об этом попросила. – Велось дознание, при каких обстоятельствах это произошло, и в ходе этого дознания допросили свидетеля. Тот рассказал, что дон Луис шел через мост и вдруг увидел человека, собиравшегося броситься в бурную реку. «Стойте! – окликнул он самоубийцу. – Не делайте этого! Давайте просто спокойно поговорим. Уверен, мне удастся убедить вас, что существует другой выход». Они разговаривали десять минут. Потом, взявшись за руки, прыгнули в воду.
– Хочешь сказать, тебе самому доводилось когда-то задумываться о самоубийстве? – с ярко выраженным недоверием в голосе осведомилась я.
– Доводилось, – подтвердил он.
