Князь заходил по палате. Бежит смерд, по Руси разбредается. Сколь пудов хлеба потеряно!.. Уж не Шубника ли сюда рука протянулась.
— Людишек Василия Шуйского в вотчине не было?
— Не заезжали, князь, ‑ ответил Мамон.
Однако сказал неправду. Доподлинно знал пятидесятник, что из трех деревенек переманили к себе семерых крестьян люди князя Шуйского, но сказать правду боялся. Уж чего‑чего, а этого Телятевский ему не простит. Шибко Андрей Андреевич на Шуйского серчает.
— Ну, гляди у меня, пятидесятник. Собирай дружину ‑ и в лес. С пустом приедешь ‑ в холопы пойдешь. Вот тебе мой сказ, ‑ холодно промолвил Телятевский и звякнул колокольцем.
Вошли в палату приказчик с Пахомом. Скиталец поставил в угол посох, помолился на правый угол с киотом и поклонился князю.
— Чего хочешь мне молвить, старик?
Пахом покосился на пятидесятника Мамона, и снова ему не по себе стало. Приказчик дернул старика за рукав домотканой рубахи.
— Спасибо тебе, князь, что в хоромы свои допустил. Не всякий боярин в палату мужика впущает. Зовут меня Пахомкой Аверьяновым.
При этих словах Мамон, стоявший позади князя, тихо охнул и схватился за грудь. Но это лишь заметил один Пахом, который продолжал:
— Сам я тутошный, твой пахарь, князь. Избенка моя когда‑то возле взгорья стояла. А потом орда напала, избенку спалили, стариков, женку и ребятенок малых смерти предали, а сам в полон угодил к басурманам.
— Орда, говоришь, напала? ‑ раздумчиво переспросил мужика Андрей Андреевич.
— Поди, сам помнишь, князь, как хан Девлет‑Гирей на матушку Русь навалился.
— Помню, пахарь, ‑ сказал князь и, поднявшись из кресла, подошел к Пахому. ‑ А не видел ли ты, старик, мою сестрицу Ксению в полоне татарском?
Если бы в эту минуту князь обернулся назад, то не узнал бы своего пятидесятника. Мамон стоял бледный, борода его мелко тряслась на широченной груди, а правая рука невольно опустилась за рукоять сабли.
— Видел твою сестрицу, князь, ‑ вздохнув, вымолвил Пахом.
Телятевский возбужденно схватил Аверьянова за плечи:
— Говори, старик, что с ней! Может, жива еще или погибла в полоне?
— Не тешь себя надеждой, князь. Загубили татары княжну. Крымцы из‑за нее драку затеяли, а под Рязанью обесчестили и в Оку кинули, ‑ участливо проговорил Пахом, метнув взгляд на Мамона.
Князь Андрей отпустил старика и молча, с мрачным лицом заходил по палате. Затем подошел к оконцу и распахнул створки. С улицы раздался удар колокола. Звонарь храма Ильи Пророка благовестил к ранней обедне[27]. Андрей Андреевич сотворил крестное знамение и долго, запрокинув голову, смотрел на розовеющие в лучах солнца золотистые маковки храма. Наконец он отвернулся от окна и высказал:
— Чего столбом стоите, ступайте. А ты старик, здесь обожди.
Приказчик и пятидесятник Мамон поклонились князю и тихо удалились из палаты.
— А как сам из полона ушел? ‑ резко спросил Аверьянова князь.
Пахом уже в который раз рассказал о своей горемычной жизни в неволе, о том, как угодил к лихому воинству ‑ казакам.
— Говоришь, в Диком поле был? ‑ лицо князя несколько просветлело. Телятевский сам несколько лет воевал в Ливонии, ходил в походы и неоднократно был отмечен самим государем Иваном Васильевичем за ратные поединки с чужеземным ворогом:
— Лицо твое в шрамах, вижу. Должно с погаными бился лихо? Поведай мне о том, старик. А перед началом чарку вина испей, чтобы веселей глаголил, проговорил Телятевский и подошел к поставцу, на котором стояли ендовы и сулейки с водкой и винами.
Пахом недоуменно поглядел на Телятевского. Где это на Руси видано, чтобы князь бродягу‑мужика вином угощал. Однако чарку принял.
— Спасибо за честь, князь. Водочку и монаси приемлют.
— Вот и добро. А теперь говори.
Когда Андрей Андреевич вдоволь наслушался бывалого старика, то спросил его:
— Ко мне в крестьяне пойдешь, казак? Денег на избу и лошаденку дам.
— Уволь князь. Стар я, немощен, раны зудят. Плохим страдником буду. Так что прости мужика, в кабалу не пойду. Займусь ремеслом кой‑каким, чтобы прокормиться, а там и помирать время.
— А ты смел, старик. В казаках с князьями разговаривать научился. Ни полон, ни Дикое поле, ни батюшка мой покойный с боярщины тебя не отпускали. Помни ‑ покуда жив ‑ ты смерд княжий. Ну, да будь по‑твоему. Старый ратник ‑ не пахарь, но ремесло тебе Калистрат укажет. Платить тебе оброк бобыльский. Ступай, Пахомка.
