Взяв Василису за руку, Иванка, заметно волнуясь, проговорил:
- Надумали мы с Василисой пожениться. Просим благословения вашего. Не откажите, люди добрые.
Матрена, выронив ухват, застыла у печи, а затем со слезами кинулась на грудь Василисы, заголосила:
- Матушка-а-а ты моя, лебединушка-а! На кого ты меня оставляешь...
Дед Матвей завздыхал, смахнул слезу со щеки и, дернув старуху за рукав сарафана, произнес строго.
- Погодь, старая. Дай слово молвить.
Когда Матрена, сгорбившись, опустилась на лавку, бортник продолжил:
- Сиротка она, парень. Но мы ей и отца и мать заменили. По нраву нам пришлась. Одначе в девках ей не век куковать. Вижу, самая пора приспела. Да и недобрые люди сюда зачастили. Становитесь на колени, молодшие, благословлю вас. Подавай, старая, икону.
Затем, роняя обильные слезы в убрус, благословила молодых и Матрена.
- Живите в любви да согласии. Уж ты береги нашу лебедушку, Иванушка. Храни ее пуще злата-серебра.
Поднявшись с колен, Иванка обнял поочередно стариков. Сели за стол. Налив всем по чарке медовухи, бортник молвил степенно:
- Ты вот что, парень. Мы, чать, не цыгане какие. Все надлежит делать по-христиански, как богом указано. Через недельку засылай ко мне сватов. Мать твоя у меня на заимке годков десять не была. Посидим, потолкуем, невесту покажем. Уж коли приглянется наша дочка твоим старикам - будем свадьбу на селе играть. Вот так-то, родимый. А покуда Василиса у нас поживет.
Слова бортника несколько омрачили Иванку. Но издревле заведенный порядок рушить нельзя. Этого придерживались на Руси строго.
Чокнулся чаркой с Матвеем, глянул на счастливую Василису и проговорил, тряхнув черными кудрями:
- Будь по-твоему, отец. Через неделю ждите сватов.
Глава 75
НА ДАЛЬНЕМ ПОКОСЕ
Болотников отыскал приказчика на дальних княжьих покосах, где вотчинные бобыли ставили в лугах стога.
Прошлым летом Калистрат Егорыч недосмотрел за косцами. Стога сметали мужики плохо, гнетом не стянули, макушки не причесали и ничем не прикрыли. А тут по осени дожди зачастили. Почитай, половину сена сгноили. Потому приказчик нонче сам за бобылями присматривал.
Иванка спрыгнул с коня и не спеша подошел к Калистрату. Произнес холодно, без всякого поклона, чем немало удивил и Мокея и бобылей притихших:
- Есть к тебе дело, приказчик.
Мокей выступил вперед, прикрикнул, поднимая кнут:
- Забылся, Ивашка. Докладам по чину, а не то!..
Болотников зло сверкнул на челядинца глазами.
- Не стращай. Отойди в сторонку.
Мокей ошалело заморгал диковатыми глазами, а Калистрат Егорыч, утирая шапкой вспотевшую на солнце лысину, заворчал сердито:
- Ты чегой-то дерзишь, сердешный. Прикажу тебя батогами бить за непочтение.
- Ох, любишь ты, когда перед тобой спину ломают, приказчик. Только батоги теперь забудь. Покуда я княжий стремянной и прислан к тебе Телятевским с грамотой, - припугнул Калистрата Иванка.
- Вон оно как, сердешный. Выходит, при князе нонче служишь, - с досадой крякнул Калистрат Егорыч.
Иванка вытянул из-за пазухи бумажный столбец и передал приказчику княжий наказ.
- Так-так, сердешный. Повеление батюшки Андрея Андреевича сполню, вымолвил Калистрат Егорыч и напустился на бобылей:
- Чего рты разинули. Вершите стога, окаянные!
Бобыли взялись за вилы и потянулись к сгребенным копнам. Иванка, не обращая внимания на озадаченных приказчика и Мокея, подошел к стогу, весело крикнул стоящему наверху:
- А ну, принимай сенцо, Потапыч!
- Енто можно. Эких работничков - да побольше. Как с басурманами управились, Иванка?
- Побили поганых, Потапыч. Прытко от нас бежали, только лысые затылки сверкали, - сверкнув крепкими белыми зубами, проговорил Иванка, вскидывая на стог большую охапку сена.
Бобыли подтаскивали сено к стогу, а Болотников, стосковавшись по крестьянской работе, скинув суконный кафтан на пожню, один успевал подавать Потапычу. Да все покрикивал:
- Ходи веселей, борода!
Через полчаса Потапыч совсем запарился. Отдуваясь, уселся на вершине стога, свесив вниз длинные ноги в облезлых лаптях.
- Уморил ты меня, парень. Дай передохнуть малость.
- Отдыхай, Потапыч. А я к отцу поскачу. Он нонче тоже стога вершит.
