Месяц спустя…
Маман положила ему что-то в нагрудный карман рубашки и с достоинством отвернулась к зеркалу в прихожей. Егор тут же сунул руку и с удивлением обнаружил упаковку изделия номер два.
– Ты бы мне еще подгузник купила, – с раздражением сказал он. – Зачем мне презервативы, мама? Я устраиваю мальчишник! Маль-чиш-ник! – повторил он по слогам.
– А то я не в курсе, как мальчишники проходят, – усмехнулась Алла Григорьевна и поправила шляпку с вуалью. Как он ненавидел шляпы! Шляпы шли маман, как седло корове. Тучная, коренастая, с фактурной фигурой, Алла Григорьевна походила в шляпе на недоразумение, но старательно скупала в магазинах уродские сооружения из соломки, плюша и фетра, украшенные всякой хренью типа тошнотворных шелковых розочек. Чем старше маман становилась, тем сильнее воспламенялась любовью к шляпкам. Чем богаче становился Егор, тем сильнее она старалась выглядеть аристократкой. Помимо шляп маман скупала в бутиках костюмы от Шанель и жемчуга, регулярно посещала музеи, театры и консерваторию, а в последнее время и вовсе зачастила на бега, где можно было покрасоваться в новой шляпе и спустить деньги, выделенные Егором родительнице на карманные расходы. Он, собственно, ничего не имел против. Рад был, что мамуся хоть чем-то занята. После смерти отца она с трудом восстановилась, хотелось ее баловать и радовать, но родительница и его пыталась приучить к культурному времяпровождению. Однажды, о ужас, затащила в консерваторию слушать классическую органную музыку, под которую сама сладко уснула. Вскоре зал услышал со стороны их ложи громкий аккомпанемент органу в ее исполнении. Храпела маман так, что заглушала Баха.
К счастью, а может, и к несчастью, натуру маман сохранила прежнюю. Стремительный взлет Егора по карьерной лестнице, топовые позиции в лучших компаниях и сумасшедшие деньги, которые полились рекой, испортили только ее гардероб. Маман была простой, как валенок, и снобизмом не заразилась.
– Нажретесь со своими друзьями-шалопаями, как в последний раз, девок закажете, – продолжила отчитывать его Алла Григорьевна. – Наградишь потом молодую жену какой-нибудь дрянью в медовый месяц. Понесет она, и что? Я хочу здоровых внуков!
– Какие внуки, мама! – закатил глаза Егор. Он любил свою мать, но сегодня она раздражала его больше, чем вся коллекция ее идиотских шляп. – Мне всего двадцать восемь лет! У меня топовая должность, у Ханны – бизнес. Дети пока не входят в наши планы. Мы хотим сначала пожить для себя. И потом на мальчишнике Наташка будет – как вечный блюститель нашей морали. Не волнуйся.
Алла Григорьевна замерла.
– Наташа? Ты позвал Натали? Совсем совесть потерял? – взвилась мать. – Твоя югославка сделала тебя конченым эгоистом! Включи свои мозги, мальчик! Как можно было так поступить?!
– Как – так? Ты про что вообще говоришь? – Егор вытаращил глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы маман не удавить и шляпу ее не затоптать ногами. За этот месяц она вынесла ему весь мозг своими придирками. Если раньше он сомневался в их с Ханной затее – расписаться вдали от родственников, – то теперь страстно об этом мечтал. Поскорее бы умотать на Кипр и не слушать больше нотаций. Теперь еще это! Прицепилась с Натой. Сколько можно! Егор сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. – Во-первых, Ханна не югославка, а чешка. Я понимаю, она тебе не нравится, но могла бы ради приличия запомнить, какой национальности моя будущая жена. Во-вторых…
– Как я могу запомнить, если ты даже не удосужился ее со мной толком познакомить. Жену твою будущую. Привел на ипподром, я даже пообщаться с ней не успела: сорвались и ушли в середине забега.
– Ты была слишком увлечена лошадьми. Ханна – девушка тактичная, она решила, что отвлекать тебя беседой невежливо. И потом, вспомни, что ты ей сказала.
